— О чем задумалась?
— А? — Полина не заметила, что он закончил уборку. — Да так… — И добавила, осмелев: — О тебе.
— Как интересно. Расскажешь?
— Нет…
— Так я и думал, — кивнул он. — Может, отдохнешь немного? До встречи еще есть время. А мне надо поработать.
— Ты же взял выходной!
— Нет, я остался дома, но работать надо. А ты хочешь, чтобы я уделил тебе внимание?
Демон поиграл бровями, демонстрируя игривое настроение.
— Ничего я не хочу! — вспыхнула Полина. — И вообще, домой поеду. Я обещала остаться на завтрак, и только.
— А-а… — Он вдруг как-то погрустнел, улыбка сползла с лица. — Ты так хочешь уйти, что я устал уговаривать. Прости, что так сильно тебя обидел.
Он достал из кармана ключи и положил на стол перед Полиной.
— Иди. Спасибо за помощь.
Он издевается! Как уйти после такого? Она чувствовала себя предательницей, бросающей больного человека. Но и остаться как-то неловко, как будто она просто капризничала.
— И потом можешь не возвращаться, — добил Демон, отворачиваясь.
— Я… — выдохнула Полина. — Я…
Она не знала, что сказать, но и молчать было невозможно.
«Посмотри на меня! — умоляла она мысленно. — Подскажи, что делать!»
Демон ушел, не обернувшись. Полина уставилась на ключи, не замечая, как дрожат губы. Она поняла, что плачет, когда ключи «поплыли», теряя очертания.
Как хорошо, что ее никто не видит! Ни ночью, ни сейчас…
Всхлипывая, Полина уронила голову на руки. Кажется, произошедшее с Демоном выбило ее из колеи сильнее, чем его самого. Они оба наложили запрет на разговоры о Теме, но игнорировать ее не получалось. А чем еще объяснить эти перепады настроения и слезы? Полина осознавала, что ведет себя как-то странно, но ничего не могла с этим поделать.
— Ну вот, довел все-таки ребенка, — вздохнули рядом.
Знакомый голос, знакомые интонации. Из-за «ребенка» Полина заплакала еще горше.
«И пусть… пусть… пусть видит, какая я… Быстрее оставит в покое!»
— Поль, не плачь. Все хорошо. — Тяжелая ладонь легла на затылок. — Ну, прости. Я действительно сейчас… не в форме. Тебе, должно быть, тяжело видеть меня… таким. Прости, это моя вина.
— Нет, — выдавила она, замотав головой. — Нет, не твоя. Ты был честен… со мной. А я же тебе никто… ты не должен…
«Не должен оправдываться. Не должен извиняться».
— Ты не виноват в том, что рисует мое воображение.
Полина продолжала плакать — просто не могла остановиться. Кажется, ее накрыла истерика. И Демон это понял, подал ей стакан воды, положил на стол чистые салфетки. Она выпила воду большими глотками и шумно высморкалась. Стало немного легче.
— Ты не никто, Поль. — Демон сел напротив и взял ее за руки. — Ты — моя невеста. Какова бы ни была причина, я беру на себя ответственность. И буду защищать, и заботиться о тебе, как положено.
— Все гораздо сложнее, — прошептала Полина.
Демон не просто держал ее за руки. Он поглаживал… ласкал…
— Ну… ты права, — согласился он. — Я все равно не смог бы это скрыть. Полагаю, ты достаточно разбираешься в вопросе, чтобы понять, что я — мазохист.
Она вздрогнула, но промолчала.
— Доминант и мазохист. Увы, и такое бывает.
— Увы? — не выдержала она.
— А что в этом хорошего? — усмехнулся Демон. — Я люблю боль, а порку почти всегда связывают с унижением. Устоявшаяся связка — доминант и садист. Или, наоборот, сабмиссив и мазохист. А я — белая ворона. Но я привык, и мне комфортно в таком состоянии. Вот только…
— Что — только? — спросила Полина, так как он замолчал.
— Не уверен, что ты понимаешь, что такое голод, — сказал Демон. — Когда боли хочется так, что едет крыша. И когда терпение заканчивается, я ищу того, кто меня выпорет.
— Женщину?
— Обычно — да. Но вчера это был мужчина.
— Мужчина?! — воскликнула Полина. — Но… почему?
— Потому что теперь у меня есть невеста. — Демон не спускал с нее внимательного взгляда, и на его лице не было ни тени улыбки. — Я не хотел давать повода для ревности.
Полина долго молчала, оглушенная таким признанием. В словах Демона она отчего-то не сомневалась. Он не обманывал, она так чувствовала. Но на душе одновременно стало и легче, и тяжелее.
Легче, потому что поступок Демона сказал о нем больше, чем все, что он успел ей наговорить за время знакомства. И тяжелее, потому что Полина отчетливо понимала — ее загнали в угол. Не признаться сейчас — бессовестно. Демон доверился ей, а она опять сбежит, трусливо поджав хвост?
— Дима, я… сабмиссив. Наверное… — пробормотала Полина, пряча взгляд. Смотреть ему в глаза было выше ее сил. — Я не знаю точно, потому что столкнулась с этим лишь однажды. И тот мужчина… Я доверилась ему… но он обманул.
Увы, сказать о съемках в порнофильмах она так и не смогла. Слишком велик страх, что это поставит крест на отношениях с Демоном.
— Что он сделал? — неожиданно жестко спросил Демон. — Что он тебе сделал?
— Он… — Она закрыла глаза и сглотнула. Какая же она дура! Это еще хуже, чем участие в съемках. — Он меня изнасиловал.
= 28 =
Этот гнойник давно пора было вскрыть. Демон зря надеялся, что Полина расскажет обо всем по доброй воле. Пережившие насилие хранят свою тайну тщательнее, чем швейцарские банки — вклады. И не нужно быть психологом, чтобы понимать, почему маленькая саба дрожит от страха.
Демона и самого потряхивало, только от ярости. Кто посмел сделать такое? Имя, подробности… Он хотел знать все, чтобы найти и покарать подонка. Но расспрашивать сейчас Полину — бесчеловечно. Она еще не оправилась от одной истерики, как начинается другая. И это он, Демон, заставляет ее плакать.
— Тише, тише. — Он осторожно извлек Полину из-за стола. — Не бойся.
Она не сопротивлялась, наоборот, искала утешения в его объятиях. Демон усадил ее на колени, не обращая внимания на боль в спине и других частях тела, и Полина прильнула к его обнаженной груди, обжигая дыханием кожу.
— Ты — саба, — сказал Демон, поглаживая ее по плечу. — В этом нет никаких сомнений. И это прекрасно.
— Почему? — всхлипнула Полина. — Что в этом хорошего?
— Во-первых, в этом нет ничего плохого. Мы те, кто мы есть, и это нормально. У нас просто особенные предпочтения и потребности.
— А во-вторых?
Демон невольно улыбнулся. Полина — всегда Полина, даже в расстроенных чувствах. Упрямая, стойкая и сообразительная.
