Зеленоглазый шагнул ко мне и ехидно ухмыльнулся. Спину окатило леденящим холодом дурного предчувствия. С каждым пластичным шагом чужака пульс ускорялся, а когда враг оказался так близко, что я услышала яркий мускусный запах мужского тела, пустился в галоп.
В глаза бросилось обилие нательных рисунков, а особенно уродливая татуировка на обнаженном поджаром торсе. Четыре рваные линии, наполненные густой темной кровью, будто мужчину полоснул волк или медведь, обрекая его на смерть, — настолько натурально был выведен рисунок.
— Не думал, что поганая ящерица может быть такой привлекательной, — он растянул похотливую улыбку и лениво провел рукой по темной щетине. Разглядывал меня с таким выражением, будто мысленно подбирал самую изощренную пытку или думал с какой части тела начать жрать. Ненависть глубоких зеленых глаз прожигала насквозь и опаляла мою кожу до фантомной боли.
— Тебе повезло, рептилия, получишь удовольствие перед смертью. Это мой тебе подарок, — враг противно рассмеялся, оскалился зверем и, выпустив острые клыки, подступил ближе, заставляя меня отшатнуться к стене. Молниеносным движением рук варвар прижал меня к себе и, наклонившись, впился зубами в шею.
Я слабо вскрикнула от резкой боли, но высвободиться из мощных лап чужака не смогла. Огненная стрела пронзила место укуса, и все тело вмиг опалило нестерпимым жаром, между ног заняло, а кровь забурлила, отравляя каждую клеточку тела невыносимой жаждой. Приятной жаждой. Не новой, но такой запретной…
Отпрянув, зеленоглазый посмотрел мне в лицо, вытер тыльной стороной руки алую кровь со своих губ и снова облизнулся, как хищник.
Я перехватила рану рукой. Ее словно посыпали жгучим перцем и пустили в кровь дурманное зелье. Сжав пальцы на коже, набрала полную грудь воздуха, чтобы закричать и позвать на помощь, но угодила в плен мужских глаз.
Они переливались сочной зеленью и золотом, затягивали в глубину широкого угольного зрачка, погружая меня в странное состояние забвения и покоя.
— Интересно, ты везде такая красивая? — облизнулся варвар и, опустив взгляд, порочно осмотрел меня, задержал взгляд на груди и, вдруг потянувшись, провел кончиками окровавленных пальцев по моей щеке. А следом огладил плечи и сорвался ниже, чтобы сжать между пальцами сосок.
Я дернулась, отстраняясь, застонала. Стало немыслимо горячо от его прикосновений. Мелкий трепет прокатился от плеч до поясницы, стянув бедра горячим узлом.
— Что вам нужно? — получилось сказать, но голос предательски дрогнул.
Внутри все клокотало от накатившего невероятного возбуждения, но я держалась, как настоящая принцесса. Никогда не склоню голову перед каким-то проходимцем… Никогда не захочу чужака… Окинула взглядом полураздетое тело мужчины и поняла, что не знаю его расы. Он напоминал… О, Эстиер! Эртинец! Оборотень! У него и глаза такие — особенные — огромные, широкие. Я как-то сталкивалась на светском межрасовом ужине с перевертышами — они же дикари все и ведут себя так же. Даже папа говорил, что с волками договориться о сотрудничестве и мире тяжелее всего — им невозможно угодить. С драконами и то проще.
— Целая ещё, — враг шумно принюхался. В диких малахитовых глазах вспыхнуло что-то порочное и пугающее. — Не успели развернуть конфетку, — и подступил невыносимо близко и нагло потянул на себя. Запах его тела легким порывом воздуха врезался в нос, опасный и терпкий, совсем чужой, но почему-то не отталкивающий. Отравляющий мою волю.
Остервенело пробравшись под несколько слоев юбок, он опалил горячим прикосновением внутреннюю часть бедра. Провел шероховатыми пальцами вверх и порочным прикосновением заставил меня вздрогнуть.
От шока, что мне приятно — я чуть не упала, повисла на его руках, но захватчик тут же дернул меня на себя.
— Какая влажная киска, — грубо прижал ладонь между моих ног, другой рукой, не сводя с меня дикого взгляда, рванул тугой корсет и обнажил грудь.
Наглые глаза с расширенными зрачками затягивали в бездну и лишали разума, не получалось шевельнуться, закричать, ударить изверга.
Выбив из моей груди свистящий выдох, он толкнул меня на кровать. Упав в мягкие перины между раскинутыми по покрывалу подушками и ощутив мнимую свободу от чужих рук, я забарахтала ногами, но запуталась в многослойных юбках и потеряла драгоценное время.
Нависнув надо мной скалой и захватив мой взгляд снова в плен, оборотень вцепился в платье и, с треском вырвал верхние юбки из основания корсета и распорол центральный шов когтем. Пока он смотрел на меня, я не могла шевелиться и чувствовала себя букашкой в лапах паука — внутри все сопротивлялось его действиям, а тело отвечало. Предавало.
Он бросил кромсать когтями мой наряд, когда я осталась в полупрозрачном подъюбнике. Довольно усмехнувшись и облизав нижнюю губу, оборотень дернул кружевные трусики в сторону и коснулся чувственных нижних губ. Я слабо застонала, не сдержавшись, а мужчина глухо зарычал мне в ухо:
— Така-а-ая с-со-о-очная и отзывчивая, — и, толкнув в меня горячие пальцы на всю длину, пошло и мерзко оскалился. — Хочу отыметь тебя, как грязную сучку. Будешь умолять не останавливаться. Просить ещ-щ-щё-о, — вынув из меня влажные пальцы, ублюдок прижал их к своим губам и шумно вдохнул. С урчанием облизнул фаланги и, щедро смочив их слюной, вернул горячую ладонь мне между ног. Медленно и плавно просунул в меня пальцы, как поршни, заставив порочно выгнуться навстречу.
Я слабо задрожала, не в силах противиться обволакивающему теплу. Запротестовала, чувствуя, что пальцы толкнулись максимально глубоко, причиняя легкую распирающую боль. Они вытягивали из меня низменные желания, судороги бежали по мускулам, губы приоткрылись, выпуская стон за стоном. Я изо всех сил сдерживала накрывающую волну удовольствия, но понимала, что капитулирую под таким напором и сильной магией влечения.
Понимала, что разум мой подавлен чужой волей, а тело отравлено дикой жаждой, но осознавать, что это происходит со мной, было очень сложно. Стыдно.
Вкладывая во взгляд самую яростную ненависть, что во мне все еще оставалась, порочно стонала в объятиях варвара, изгибалась и сотрясалась, подходя к краю бездны, из которой никогда не смогу выбраться.
Впервые за много лет, если не считать пятилетнего возраста и сбитой тогда коленки, я позволила слезам сорваться с глаз. Неосознанно. Я не плакала, даже когда сломала ключицу. Не плакала на людях, когда умер дедушка. А сейчас плавилась под натиском ловких рук, желала их, но ненавидела себя за это и бессмысленно роняла соленые капли. Будто они могли мне чем-то помочь.
Если бы Айшур дал мне силы, я бы противостояла. Я бы справилась…
— Да-а-а, гадкая рептилия! Да! Ты будешь кричать подо мной и ужом извиваться, как последняя шалава. Стонать громко, пошло… О, да-а, вот та-а-ак… — ускорил толчки и, наклонившись к моим губам, продолжал говорить мерзости: — Весь замок содрогнется от твоего сладкого голосочка. Паршивая, чешуйчатая тварь!
Он вытащил пальцы, а я неосознанно потянулась следом, но тут же закусила губу до крови, стыдливо жмурясь и понимая, что не могу противиться этому огню. Это унизительно.
