«Ну вот, мне и стукнуло сорок лет; но жизнь становится все более полной и счастливой. О физических упражнениях могу сказать, что сегодня играл в крикет, заработал 53 очка из 106 набранных всей командой, переиграл 10 своих оппонентов, так что пока нахожусь в форме».
Сорок лет? Это могло смешить его, потому что он чувствовал себя на двадцать пять или тридцать. Он с ликованием сообщил Мадам, что «Дуэт» хорошо расходился в Америке. Он закончил письмо отличной новостью о том, что две его пьесы, «Шерлок Холмс» и «Напополам», будут поставлены до конца года. Американский актер Уильям Жиллетт уже прибыл в Англию с рукописью первой пьесы.
Строго говоря, пьеса «Шерлок Холмс» была уже больше не его. В Америке Чарльз Фроман принял ее к постановке и передал Уильяму Жиллетту; горя желанием сыграть в ней роль, он попросил разрешения переписать ее согласно его собственным соображениям. Автор, которому к тому времени все это дело наскучило, согласился. Она была настолько сильно переработана, что превратилась в другую пьесу, и теперь никто не знает, о чем она была первоначально. Потом, после долгого молчания, от Жиллетта пришла телеграмма.
«МОЖНО ЛИ МНЕ ЖЕНИТЬ ХОЛМСА?»
Ответом на это конечно же должно было стать спокойное и твердое «нет», подкрепленное, если нужно, мясницким ножом. Но Конан Дойл лишь ответил, что Жиллетт может женить Холмса, убить его или делать с ним все, что хочет. Потом пришла информация о том, что, потеряв во время пожара в гостинице первый черновик пьесы, Жиллетт собирается осенью устроить в Нью-Йорке премьеру; что постановка будет иметь колоссальный успех и принесет им состояние; что актер собирается в Англию с новой рукописью для одобрения ее Конан Дойлом.
На неделе после своего дня рождения он пригласил Жиллетта на выходные дни в «Андершо».
На железнодорожной станции, которая находилась за несколько миль от «Андершо», он ждал в запряженном двумя лошадьми экипаже, а на облучке с видом аристократа сидел Холден. Он никогда не видел Уильяма Жиллетта даже на фотографии. Он не знал о Жиллетте ничего, кроме того, что как актер он имел высокую репутацию. Лондонский поезд, зеленые вагоны которого по номерам разделялись тогда на первый и второй классы, с лязгом остановился. В длинном сером плаще из него вышел живой образ Шерлока Холмса.
Даже Сидни Пэджет никогда не изображал его так хорошо на своих рисунках. Четко выраженные черты лица и глубоко посаженные глаза выглядывали из-под войлочной шляпы. Подходил даже возраст Жиллетта, которому было лет сорок пять. Конан Дойл, находясь в экипаже, с разинутым ртом его рассматривал. В свою очередь актер, который лицом к лицу столкнулся с образом доктора Ватсона завышенных габаритов, уставился на него. Нет свидетельств того, что были напуганы лошади, но таков был общий эффект. Он растворился в веселом гостеприимстве выходных дней.
«Жиллетт превратил это в прекрасную пьесу! — восклицал он в письме Мадам. — Два акта просто великолепны!» Наконец, Уильям Жиллетт был человеком обаятельным, по происхождению и манерам он был джентльменом, возможно, это частично оказало влияние на вынесенный его хозяином приговор. Потому что «Шерлок Холмс» был не очень хорошей пьесой, как это могут засвидетельствовать те из нас, кто читал ее. Тем не менее актер заразил Конан Дойла энтузиазмом своих предсказаний ее успеха в Америке. А потом, всего через несколько недель после отъезда Жиллетта, на сцене лондонского «Гаррик тиэтр» был поставлен спектакль «Напополам».
Была середина июня, стояла жара, что могло стать причиной театрального провала. В «Напополам» не были заняты звезды, и это усиливало опасность. Пьеса в точности следовала по сюжету Джеймса Пейна и была простой бытовой комедией о двух братьях, которые молодыми поклялись встретиться через двадцать один год и разделить состояния, которые будут накоплены. Несмотря на все недостатки, она пользовалась прочным, хотя и не слишком впечатляющим успехом.
«Дейли телеграф» писала: «Свежо видеть такую пьесу в наши оживленные, головокружительные времена, в век дерзких тем, в сезон волнений и перемен».
Что бы ни думали об оживленных и головокружительных временах, это был год перемен для семьи Конан Дойла. Его младшая сестра Додо, которая жила с Мадам и которую мы не слишком много видели, вышла замуж за молодого священника по имени Сирил Энджелл. Хорнанг добился своего первого литературного успеха, когда напечатал «Взломщик-любитель», посвященный зятю. А Иннес, бывший уже капитаном королевской артиллерии, отправился служить в Индию.
«Большое спасибо, старик, за три открытых чека. Я сообщу тебе, как я их заполнил», — не однажды писал он.
Иннес играл в поло, а его зарплата немногим превышала обычное жалованье. Из Умбаллы, где он командовал батареей, Иннес слал письма с ярким описанием своей жизни. В двадцать шесть лет он был энтузиастом спорта, но не литератором. Тем не менее его письма передавали само дыхание Индии. Тощие лошади мчатся по грязи и прыгают через барьеры во время скачек с препятствиями; по ночам оглушительно квакают лягушки, а почти никогда не нужный слуга несет фонарь для отпугивания змей, когда Иннес идет на обед. Даже под жаркими ливнями, от которых портятся струны банджо, а площадки для гольфа закрываются из-за мокрого «коричневого» (не зеленого) газона, капитан Дойл не унывал.
«Не знаю, как благодарить тебя, старик, за чек на 100 фунтов. Как раз перед тем, как я получил его, я купил первую строевую лошадь, и это обошлось мне в 1300 рупий. Это отличный гнедой по кличке Крестоносец… Где и когда я увижу «Хозяина Кроксли» и рассказ о лисьей охоте бригадира?»
Иннес был не единственным, кто ждал только что написанного рассказа о бригадире Жераре, у которого было два названия: «Преступление бригадира» и «Как бригадир убил лису». Это был самый любимый рассказ Конан Дойла о бригадире. Никто из тех, кто следил за добродушным Жераром, гордостью наполеоновской армии, не может забыть о том, что он лелеял одну особую иллюзию. Научившись говорить по-английски у «адъютанта Обрианта из полка ирландеров», он высказывается следующим образом: «Мои божества!», что по-французски могло бы звучать как «О, моя вера!», и при этом он считает себя авторитетом во всем, относящемся к Англии или к английскому языку.
«Я сделал с англичанами погоня за лисы, — с гордостью объявляет бригадир. — И я дрался боксом с тем бастлером из Бристоля».
Есть что-то классическое в описании того, как Этьен Жерар вел свою погоню за лисами, а также его собственных конкретных действий. В письме Иннесу, датированном июлем, Конан Дойл объяснял, что осенью собирается отправиться в еще одну поездку с лекциями, что будет читать аудиториям «Преступление бригадира». «Вся чертовщина в том, — писал он, — что не могу я это читать без смеха».
Они обсудили и другие планы на осень. Когда в Индии закончится сезон дождей, а Лахор станет центром увеселений Пенджаба, он отправит туда Лотти на долгие каникулы на попечение Иннеса. Лотти была связана с ними уже на протяжении семи лет. Лотти, которая любила танцевать, устала от ухода за Туи и за детьми. Лотти со слезами на глазах призналась, что ей — ну ужасно — хотелось бы поехать, если это только возможно. А в письме к Иннесу он написал: «Не знаю, что я буду делать, когда Лотти, как и ты, уедет».
