«Да. Гинеколог. Женские болезни и — ну, понимаете, — все такое прочее».
Конан Дойл прищурился: «На фронте у него будет сравнительно немного пациентов, не правда ли?»
«Не надо шуток, сэр! О’Кэллагэн прекрасный человек. В любом случае отец говорит, что будет счастлив, если вы приедете и наберете персонал».
Так был сформирован госпиталь Лэнгмэна, где в общей сложности работали сорок пять человек, коллективная фотография которых (в тропических шлемах, униформах цвета хаки и крагах) украсила страницы журналов «Грэфик» и «Скетч». Конан Дойл уехал лицом неоплачиваемым и еще содержал слугу Клива, которому сам платил зарплату. Майор-медик, официальный представитель их военного министерства по имени Друри, оказался любителем виски. Старший врач еще до их отъезда в Южную Африку испытывал сомнения по поводу этого чиновника.
Звон колокольчиков уже возвещал наступление нового года и нового столетия, а Лотти присылала из Индии захватывающие дух рассказы о танцах в Лахоре и водовороте ярких военных мундиров на балу у губернатора.
«16-й уланский полк, — писала она, — только что получил приказ о марше на мыс Доброй Надежды. Поэтому в последний момент они решили наспех провести соревнования по поло». О, Англия! «Потом они продадут всех своих очаровательных пони. Умбалла скоро опустеет. Все удивляются, почему до сих пор отсюда не отправили нашу артиллерию, и в последние две недели мое существование было очень неспокойным». Иннес не беспокоился, а просто неистовствовал из-за этих проволочек: «Почему они не требуют артиллерию? Все, кто были дома, уже уехали; вот такая у меня дьявольская удача!»
На Новый год, когда в Южной Африке стоит середина лета, тяжелые снаряды генерала Джуберта взорвались в осажденном Ледисмите от обстрела шрапнелью с железных гофрированных крыш. Проявив, как обычно, рыцарство, Джуберт разрешил всем, кто не принимал непосредственного участия в боях, покинуть город; это сделали немногие. Но не огонь снарядов сокрушил Ледисмит — это сделала болезнь. В осажденном Кимберли однажды услышали грохот пушки лорда Метхьюна и видели его блестевший на солнце аэростат наблюдения; гелиограф замигал, и был получен ответ, но помощи не последовало. На севере небольшой и не имевший важного значения Мейфкинг завоевал сердца и разжег фантазии империи. В Мейфкинге полковник Баден-Пауэлл не только держал на отдалении осаждающую сторону, он над ними смеялся, проводил игры в крикет, а по ночам досаждал им штыковыми атаками.
«Сдавайтесь, если не хотите кровопролития!» — такое он получил послание.
«А когда начнется кровопролитие?» — вопрошал Баден-Пауэлл.
Но на полях сражений, несмотря на примененную Френчем в Коулсберге блестящую кавалерийскую тактику, одна беда была чернее другой. Сэр Редверс Буллер еще раз попытался форсировать реку Тьюджелу. На этот раз попытка увенчалась успехом. Но на холме Спион-Коп, на котором четырем тысячам британских солдат было приказано занять пространство, которое могло служить укрытием всего для пятисот человек, бурская артиллерия крошила их в мясо до тех пор, пока генерал Уоррен, находившийся внизу, не отозвал оставшихся в живых, что стало еще одним сокрушительным поражением.
Это было невероятно. Человеку в пабе эти буры, которые распевали псалмы и никогда не обстреливали города по воскресеньям, казались олицетворением черной магии.
«Хоть бы одну маленькую победу, — молились некоторые. — Всего одну небольшую победу». Такие молитвы были слышны и раньше, но тем не менее.
В «Андершо» всегда улыбавшаяся Туи, которая неизменно поддерживала мужа, говорила, что он, конечно, должен сопровождать госпиталь. Сама же она поехала с детьми в Неаполь.
В ожидании приказов Артур расхаживал по просторным комнатам. Люди продолжали спрашивать, что было не так в ведении этой войны. Для него же очевидно было, что именно было не так. Он собирался вскоре написать об этом. Но только после того, как встретится и пообщается с людьми, которые все видели своими глазами. Да, солдат больше не посылали в массовые налеты на бурские траншеи с открытых плато, из гордости запрещая им ложиться на землю и стрелять из прикрытий под муравьиными термитниками. Офицер больше не несся вперед, размахивая шпагой, чтобы не быть сраженным пулями из маузеров, как только эта шпага будет освещена лучами солнца. Конан Дойл полагал, что лучшие в мире войска извлекали свои уроки вопреки генералам. Но, думал он, надо еще извлечь и другие уроки.
Госпиталь Лэнгмэна должен был отправиться в Южную Африку 28 февраля 1900 года. Когда зафрахтованное транспортное судно «Ориентал» должно было выходить из Тилбери, попрощаться с сыном из Йоркшира приехала Мадам. Уже поступали сообщения о том, что на фронте фортуна меняется. 'После тщательных тайных приготовлений лорд Робертс продвигался на север. Хотя сообщения печати были отрывочными, путаными и подвергались цензуре, представлялось, что кавалерийские войска генерала Френча каким-то образом сняли осаду Кимберли.
Но Мадам была непреклонна.
Она ненавидела эту войну. С момента, когда родственникам и друзьям было разрешено войти на корабль, Мадам со сжатыми губами забилась в угол в заполненном людьми салоне, пока на палубе играл оркестр. Джин Леки говорила, что она сама не поедет его провожать, потому что не вынесет последних минут расставания в возбужденной атмосфере на корабле. Лишь позднее он узнал, что она стояла в толпе на пристани и смотрела, как отчаливает корабль.
Он взял с собой множество официальных документов и справочников для сверки своих сведений, чтобы проанализировать причины войны для предполагавшейся исторической книги. Увидев это, Мадам еще крепче сжала губы.
«Артур, это неправильно!»
«Говорю вам, Мадам, что это правильно!»
В тех обстоятельствах открытая ссора была невозможна, хотя они были на грани. Раз за разом он заверял ее, что будет о себе заботиться. Когда смотрел, как она спускалась по трапу, проходя мимо войск, одетых в парадную форму, и он, и она были готовы извиниться. В день отплытия, хотя никто на корабле об этом не знал, пораженный голодом и болезнями городок Ледисмит был, наконец, деблокирован сэром Редверсом Буллером. Днем ранее лорд Робертс, Китченер и Френч, которые перехитрили и окружили в Паардберге отступавшего Кронжа, вынудили капитулировать бурского генерала и четыре тысячи находившихся под его командованием войск.
На палубах «Ориентала» тяжело топали подбитые гвоздями сапоги, и этот топот бесконечно и глухо разносился эхом. Сквозь стук двигателей гремела музыка оркестра.
«Я впал в довольно нервозное состояние, — писал Конан Дойл, — и чувствовал последствия многих лет напряженной работы. Молю Мадам о прощении, если я когда-то казался раздражительным или склонным поспорить, — все это нервы, которых у меня больше, чем об этом кто-либо знает».
Глава 11
ОКОНЧАНИЕ ЭРЫ ВИКТОРИАНСТВА
Ну вот, его работа в Южной Африке была закончена.
Почти пять месяцев спустя, ближе к вечеру июльского дня, Конан Дойл стоял на вершине небольшого холма, куда он так часто приходил в тяжелые времена, чтобы сделать глоток свежего воздуха. К северу раскинулся построенный из красного кирпича город Блумфонтейн, бывшая столица Оранжевого свободного государства.
