Его автомобильные злоключения, по-видимому, не были результатом неумения, хотя находятся люди, которые уверяют, что он всю жизнь цеплялся за рукоятку переключения передач подобно тому, как силач Сэндоу держал в борцовских схватках соперника. Тем не менее, если говорить о том, что произошло зимой 1904 года, ему однажды пришлось воспользоваться уроками того же Сэндоу.
Они с Иннесом, который насовсем вернулся в Англию и учился в Штабном колледже, поехали покататься на «вулсли». Никто, включая газеты, толком не понял, что случилось. Но автомобиль, въезжая в ворота при возвращении в усадьбу «Андершо», врезался в один из приворотных столбов. Потом он понесся по подъездной аллее в направлении к дому, выбрасывая гравий из-под туго накачанных шин. Он накренялся, отклонялся в стороны, въехал на крутую насыпь с одной стороны аллеи и перевернулся вверх колесами над головами тех, кто в нем находился.
Находившаяся в доме Мэри услышала страшный грохот. Она подбежала к окну столовой как раз вовремя для того, чтобы увидеть перевернутый автомобиль, одно из колес с красными спицами которого еще вращалось. Иннеса из машины выбросило. А находившийся за рулем его брат лежал под автомобилем, хотя уже и в стороне от руля. Поскольку машина перевернулась через задний бампер, вся его тяжесть теперь удерживалась рулевой колонкой. Это спасло ему жизнь. Потом рулевая колонка не выдержала и сломалась. Теперь вес автомобиля держался на его спине и плечах, чуть ниже шеи.
С тонной веса на позвоночнике он продолжал удерживать его мускулами спины и плеч, пока крики Холдена не призвали на помощь достаточно людей, чтобы с помощью рычагов поднять машину. После этого, взъерошенный, но невредимый, он с трудом встал на ноги и поднял на лоб автомобильные очки. «Ты в порядке? Я, конечно, тоже!» Тем временем в уме он просчитывал, сколько понадобилось бы времени, чтобы у него сломался позвоночник.
В это время он и купил мотоцикл. Нетерпеливому молодому репортеру из журнала «Мотоцикл», который приехал к нему спустя три месяца, он объяснил, что находит свою машину очень простой, несмотря на таинственную склонность взлетать вверх над кочками и кувыркаться в воздухе.
В интервью, опубликованном 27 февраля 1905 года, репортер приводит следующее свое замечание: «Я не могу уехать из «Андершо», не задав вопрос о моем старом друге Шерлоке Холмсе».
«А-а-а», — пробурчал хозяин.
«Могу ли я спросить, — продолжал этот довольно лиричный репортер, — можно ли надеяться услышать о том, как этот знаменитый детектив отправляется в карьер в сопровождении верного Ватсона на новейших и прекраснейших моделях мотоцикла?»
«Нет! — довольно резко ответил хозяин. — В начале карьеры Холмса о мотоциклах не было и речи. Кроме того, — добавил он чуть мягче, — Холмс ушел в отставку и ведет частную жизнь».
«Возвращение Шерлока Холмса» было недавно издано Джорджем Ньюнесом после того, как в период с октября 1903-го по декабрь 1904 года эти рассказы публиковались в журнале «Странд». После этого Холмс уже никогда не мог умереть снова. Он мог только уйти в отставку; он был уже обречен на вечную жизнь. Конан Дойл, который быстро, в один прием, написал все тринадцать рассказов, больше года даже думать не мог об этом сыщике. Он с головой ушел в литературные труды, которые были ближе его сердцу. И в то же время он глубоко погрузился в дела, связанные с внутренней и международной политикой.
В августе 1905 года северная эскадра французского военного флота — с вице-адмиралом Кайаром на флагманском корабле «Массена» — встала на якоря у Спитхеда. Это был не просто визит вежливости и рукопожатий. На дипломатическом языке это подчеркивало Антанту с Англией.
Потому что в неспокойной Европе начал меняться баланс сил. Германия держала за глотку Францию в споре из-за Марокко; в случае если Франция не уступит покорно, Германия угрожала войной. Не прошло и года, как Англия — а также Россия — открыто встали на сторону французов. Как будто захлопнулась железная дверь, — единственным союзником Германии оказалась Австро-Венгрия.
Германия неуклонно наращивала военно-морской флот. Выступая с речью в Ревеле, кайзер скромно назвал себя адмиралом Атлантики. Англия ничего не ответила. Однако в Портсмуте шло строительство первого линкора класса дредноутов, вооруженного десятью двенадцатидюймовыми пушками.
Дипломаты предчувствовали беду. Могло и ничего не случиться, ведь кризисов было немало. Но в августе 1905 года корабли французского флота пришли с визитом в Англию, им был оказан торжественный прием. Офицерам предстояло путешествие в Лондон в длинном кортеже автомобилей и осмотр достопримечательностей. Официальные лица спрашивали, с кем бы им больше всего хотелось встретиться. В своих ответах французские офицеры были единодушны:
«С его величеством королем! С сэром Джоном Фишером — великим английским адмиралом!»
О да. А с кем-нибудь еще? Официальные лица ожидали, что они назовут господина Балфора или господина Чемберлена. Но ответ опять же был быстр и столь же однозначен:
«С сэром Конан Дойлом!»
«Фактически, — писал сопровождавший их корреспондент «Дейли кроникл», — они, казалось, считали сэра Артура единственным тем самым Англичанином». В неофициальном порядке ему намекнули: когда французские офицеры вернутся в Портсмут, не мог бы он принять их у себя в Хиндхеде? Конечно же мог! Ведь считал согласие с Францией делом идеальным и давно назревшим.
«Все сделаю как надо, — пообещал он, — сами увидите».
Прием начался тогда, когда автомобили были уже близко от Хиндхеда. Хозяин расположил четыре меднотрубных оркестра в разных местах. Бывшие британские военнослужащие стояли по стойке смирно по обеим сторонам дороги. Красивейшие девушки округи бросали цветы. Французские офицеры, в длинных синих кителях и форменных белых фуражках, вставали в машинах с восклицаниями: «Великолепно!» — как французы в английской пьесе.
Действительно, они были рады и тронуты. Они ожидали лишь формальной вежливости, если не сказать завуалированной враждебности. На высокой арке усадьбы «Андершо» висел плакат с надписью по-французски: «Добро пожаловать!» — а у ворот стоял дородный человек с наполеоновскими усами в неофициальной одежде и очень небольшой соломенной шляпе. На теннисной лужайке был разбит шатер, на котором висели флаги. Среди довольных гостей прохаживались одетые в белые платья дамы (с пышными рукавами и зонтиками), над ними возвышался сияющий хозяин. Они все больше и больше убеждались в том, что это был тот самый и единственный неофициальный Англичанин.
«На протяжении всего визита, — писала «Кроникл» после ухода эскадры, — французы настороженно пытались уловить любые проявления настроений англичан в отношении Германии. В Антанте они видят надежду мира для Франции. Они считают нас людьми, которые с бодрым безразличием относятся к немецкому бахвальству».
В достаточной мере это было именно так, некоторые могли бы сказать, что это безразличие было чересчур бодрым: приезжавшие в Берлин люди слышали из-за заграждений учебную пальбу из пулеметов. А дома в Англии царил отвлекающий от всего этого политический хаос. Что же касается Конан Дойла, то он еще за несколько лет до этого поклялся, что никогда больше не будет связываться с политикой.
