«Дверь перед нами захлопнули, — заключил он. — Теперь мы прибегнем к последнему суду — суду, который никогда не ошибается, если имеет дело с фактами, мы спросим у общественности Великобритании, должно ли это дело продолжаться».»
Нет необходимости употреблять слово «Сенсация».
О Джордже Эдалжи заговорила вся страна. На страницах «Дейли телеграф», заполненных письмами читателей, развернулась дискуссия. Еще один авторитетный специалист в области права, сэр Джордж Льюис, — изучающие криминалистику помнят его по делам об отравлении Браво и о хищении бриллиантов из Хэттон-Гардена, — доказывал невиновность Эдалжи. «Кто несет ответственность за принятие решения «свободен, но виновен»?» — такой вопрос переходил в ропот.
Министерство внутренних дел этого не объясняло; оно вообще ничего не объясняло. Министр внутренних дел Герберт Гладстон, сын покойного Великого старца, вежливо сообщил, что по делу Эдалжи будет проведено полное расследование. К сожалению, существовали трудности. Тогда еще не было Уголовного апелляционного суда, хотя потребность в нем обсуждалась со времен дела Адольфа Бека. Вопрос поэтому заключался в том, каким образом заново открыть это дело.
«Вы полагаете, — вопрошал человек в пабе, — что приговор Эдалжи останется в силе, потому что нет правового механизма для решения этой проблемы?»
Что касается повторного суда, то да. Но в этом были особые обстоятельства, с чем соглашалось и министерство внутренних дел. Они готовы были назначить комиссию в составе трех независимых участников: эта комиссия будет проводить закрытые заседания для изучения всех данных, которые должны быть представлены, и вынесет рекомендации о том, каким курсом должны следовать власти.
«Прекрасно», — сказал Конан Дойл. Он не возражал против отсрочки, потому что считал, что сможет назвать имя виновного. Он активно занимался перепиской и совершал тайные поездки в окрестности Грейт-Уирли, собирая доказательства, которые мог бы предоставить комиссии.
«Собранные улики против намеченной мною жертвы уже очень сильны, — писал он Мадам еще 29 января. — Но у меня намечены пять самостоятельных направлений, посредством которых я сделаю их неопровержимыми. Будет отличный удар, если я смогу положить его на лопатки».
А потом уже он стал получать Дикие письма от веселого шутника и резателя скота по совместительству из округи Грейт-Уирли. Они сыпались к нему в почтовый ящик, как ядовитые змеи.
«От детектива Скотленд-Ярда я узнал, что, если ты напишешь Гладстону о том, что в конце концов пришел к выводу о виновности Эдалжи, они на следующий год произведут тебя в лорды. Не лучше ли быть лордом, чем рисковать потерей почек и печенки? Подумай обо всех этих убийствах, которые были совершены, почему ты должен этого избежать?»
Не могло быть сомнений в том, что это — письма от шутника. Не говоря уже о почерке, в них содержалось слишком много упоминаний чисто местных реалий, их автор бубнил на те же самые темы, которые многие годы поглощали и мучили этого шутника. Для примера:
«В школе Уолсалла было не получить никакого образования, пока эта проклятая свинья (приводилось имя) была школьным боссом. Он получил чертову пулю после того, как управляющим были посланы письма о нем. Ха-ха».
Шутник без устали твердил, что это Эдалжи, Эдалжи, Эдалжи писал те бранные письма.
«Доказательства того, что я тебе говорю, содержатся в писанине, которую он отправил в газеты, когда его освободили из тюрьмы, где его надо было бы держать вместе с его отцом, со всеми черными и желтолицыми евреями… Никто не может скопировать его почерк, ты, слепой дурак».
Из этого письма вырывалась не просто злоба. Конан Дойл давно пришел к выводу о том, что этому человеку место в психбольнице. Но он хотел получить каждую подобную пачкотню, чтобы сравнить с образцами других писем с самого начала всей этой истории.
Он заявил: «В отношении свидетельств о почерке я пришел к единственному выводу. Я утверждаю, что анонимные письма периода с 1892-го по 1895 год были делом рук двух лиц: одного достаточно образованного человека и второго — полуграмотного мальчишки-сквернослова. Я утверждаю, что почти все анонимные письма 1903 года были написаны тем же самым сквернословом мальчишкой, который к тому времени вырос в мужчину лет двадцати или двадцати с лишним. На основании дальнейших улик я утверждаю, что сквернослов не только писал письма, но и увечил скот.
Но представлять дело таким образом означало бы ставить конец в начало. Давайте вернемся назад. Давайте обратимся к фактам тайны Грейт-Уирли в том виде, в каком они нам представлены, и посмотрим, какие можно из них сделать умозаключения.
С самого начала один вопрос настолько очевиден, что остается удивляться, как он мог остаться незамеченным. Это исключительно долгий перерыв между двумя потоками писем. До конца декабря 1895-го было много писем, полных детских мистификаций. Потом, на протяжении почти семи лет, никто не получил ни одного бранного письма. Для меня это не служит основанием предположения о том, что у преступника вдруг изменились характер и повадки, а в 1903 году все это начало повторяться с прежней злобой. Это свидетельствует об отсутствии; о том, что на протяжении этого времени кого-то там не было.
А где же он был? Взгляните на самое первое письмо из потока 1903 года. В нем автор не менее трех раз с восторгом пишет о море. Он рассуждает о роли юнги на корабле; этим забита его голова. Если взять это все в сочетании с длительным отсутствием, нельзя ли предположить, что он уходил в море и недавно вернулся?
Заметьте также, что последняя мистификация в 1895-м появилась в блэкпульской газете. Возможно, это совпадение; кто угодно может поехать в Блэкпул на выходные дни, но ведь это не только курорт, но некое подобие Ливерпуля — это морской порт.
В качестве аргумента предположим, что избираем эту линию как рабочую гипотезу. Где же в таком случае нам надо отслеживать следы этой гипотетической личности? Конечно же в документации Грамматической школы Уолсалла.
Совершенно ясно, что Грамматическая школа Уолсалла является связующим звеном между двумя потоками писем. Из группы А тогда было направлено непристойное послание директору. На ступенях дома Эдалжи был оставлен большой ключ, украденный из Грамматической школы. Кто-то из учеников школы Уолсалла, из группы В, подделывал подписи на письмах. В 1907 году я сам получаю бредовое письмо, похожее на то, которое было послано директору пятнадцать лет назад. По моему плану, первый шаг в расследовании должен быть сделан в школе Уолсалла. Необходимо выяснить, учился ли в начале девяностых годов в школе мальчик, который а) испытывал особую неприязнь к директору; б) которому была присуща злость и в) который впоследствии уходил в море. В таком случае я сразу же нападу на след этого человека».
Таковы были его объяснения министерству внутренних дел; эти умозаключения, кроме последнего абазаца, он позднее опубликовал в «Дейли телеграф». Тем временем, в период с февраля по апрель, намеченные им пять направлений расследования продолжали развиваться. Комиссии министерства внутренних дел он смог предоставить следующее досье с приложением показаний всех свидетелей.
