— Какая встреча, — от улыбки деда веяло чем-то запредельно жутким. Он снял ханьфу и нижнюю рубашку, оставшись в одних штанах. Аккуратно сложив одежду, он размял пальцы, а потом поднял голову пленника, тут же уклонившись от плевка в лицо. — Отлично. Ты полон гнева и жизни. То что нужно.
— Отправляйся к демонам, старик, — лицо пленника выражало мрачную уверенность.
— Вей, попроси своих детей, пусть принесут пару кувшинов воды. Ян, разожги жаровню. Пора тебе узнавать, почему многие меня так ненавидят, — от его слов веяло каким-то безумием. Я бил на ринге людей за деньги, но я всегда ставил свою жизнь и здоровье на кон, а тут пытать. Пусть не самому, но участвовать. Несмотря на эти мысли, я разжигал жаровню. Мне важно знать, почему меня пытались убить.
Бэй напевал какую-то песенку с простым и прилипчивым мотивом. А сам раскрыл свою сумку лекаря, увидев, что жаровня начала медленно разгораться, он бросил на угли горсть трав. Медленно тлея, они начали дымиться, а дед разложил на столе набор игл для акупунктуры, несколько ножей разной формы. Поставил три пиалы, в которых развел смесь из своих многочисленных флаконов. И все это под запах горящих трав и мелодию детской считалки. Глубоко вдохнув ароматный дым, он добродушно улыбнулся, вот только его бледная кожа, запавшие глаза и пульсирующие черные вены создавали совсем другой образ.
— Я обещаю тебе быструю смерть. — Дед посмотрел на пленника, ожидая его реакции. — Попытку убить моего внука я тебе не прощу, но если расскажешь, кто его заказал, то умрешь быстро и чисто. В этом я, Ву Бэй, клянусь Землей и Небом.
— Пошел ты, — пленник попытался снова плюнуть, но Бэй неуловимым движением хлестнул его пальцами по щеке и вместо плевка слюна, смешанная с кровью, стекала по подбородку.
— Ты сам избрал свой путь, — дед в задумчивости провел пальцами по иглам, а потом, вытянув три, сделал шаг к пленнику. — Внук, чтобы допрашиваемый понял, что его ждет, ему стоит все объяснить. Этот парень тертый и опытный, думаю, прошел не один допрос, но я все-таки расскажу ему, что с ним будет происходить.
Первое, с чего начал дед, — это описал, зачем нужны все инструменты. Он оказался приверженцем храмовых методик допроса, когда допрашиваемый оставался в целом дееспособным, но постоянно испытывал разные типы боли. Именно для этого метода лучше всего подходят иглы. Иглы под ногти дают один тип боли, протыкание мягких тканей другой, царапающая кость игла — это уже третий. Работа по нервным узлам — это признак настоящего мастера в искусстве причинения боли. Ву Бэй был именно мастером, можно сказать, он был творцом, превращающим пытку в произведение искусства, как бы мерзко это ни звучало.
Жаровня с травами позволяла заглушить запах нечистот, которые появятся в любом случае, если реципиент будет сопротивляться допросу. Плюс легкие галлюциногены позволяют расслабить сознание пытаемого, да и помогают самому палачу игнорировать многочисленные крики и стоны. Ко всему прочему нагретая игла дает еще один тип боли, как и скрученные из трав сигары, которыми прижигают болевые точки. Проливать кровь и отрезать куски тела дед считал признаком дилетанта. Да, психологически это действует сильнее, но, по его словам, унижает великое искусство. От таких слов меня передернуло.
Одно дело — знать, что твой дед — начальник тайной полиции правителя города и мало разборчив в методах достижения результата. И совсем другое — видеть, как он, напевая песенку, втыкает иглу за иглой, комментируя каждое свое действие. Крики, стоны, проклятия пленника для него словно не существовали.
После самого первого вопроса он ни разу не обратился к пленнику, лишь объяснил мне, почему совершил то или иное действие. Самое страшное, что я медленно начал понимать, что он делает.
Иглы не дают энергии течь в правильном направлении, и сейчас пленник испытывает жесточайшую боль. А дед, ставя блокады на пути течения энергии, направляет ее куда ему необходимо. Под пленником была уже мокрая лужа, мочевой пузырь не выдержал издевательств.
По приказу Вейфанг принесли стулья, воду и вино. Мать крыс спокойно пила из своей чаши, наблюдая за работой деда. Я слышал о холодной жестокости азиатов, столь непонятной для человека, воспитанного в европейских ценностях. Но одно дело — слышать, а другое — наблюдать своими глазами. Меня трясло от омерзения, а она словно наслаждалась происходящим.
Крики пытаемого резали по ушам, отражаясь от стен. А я словно наблюдал за всем со стороны, и мне было мерзко от самого себя. На моих глазах человека превращали в вопящий от боли кусок мяса. Медленно, методично и крайне жестоко. Ломали его волю, заставляя предать свои идеалы. «Кровь за кровь, боль за боль». В голове возник внутренний голос. «Ты думаешь, старик Бэй не согласился бы испытать такую боль, лишь бы ты был жив? Ты его единственный внук, последний из его рода.» Голос пытался сказать еще что-то, но пленник от очередной порции боли завопил:
— Ненавижу! — он сипел сорванным от криков голосом. — Ненавижу вас, твари! Твой выродок все равно сдохнет! — в его голосе звучало фанатичное безумие. Бэй даже остановил свою экзекуцию, внимательно слушая. — ТЫ жалок, старик, испорчен скверной. Твое гнилое семя никогда не взойдет! Кхахаахахха, — он начал захлебываться жутким смехом вперемешку с кашлем. — Твой выродок сдохнет! Сдохнет! Порченая кровь должна быть искоренена!
В моей груди разгорелась бешеная злоба. И мое тело словно перестало мне подчиняться. Я наблюдал за всем словно со стороны. Из искривленных губ было слышно хриплое рычание, в котором я слышал далекое карканье:
— Проклятая кровь? — я видел, как мое тело оказалось возле пленника. Пальцы стальным захватом сжали челюсть пленника, а голова наклонилась к его уху. Он чувствовал мое горячее дыхание. Я чувствовал, как губы искривляются в жуткой ухмылке. — Кар, тварь, кар. Мне нужно имя, — хриплый голос все больше и больше напоминал карканье ворона.
— Сгинь, демон! — в голосе пленника был жуткий страх, а я чувствовал, как он пахнет не просто страхом, он пах безумным ужасом. Он боялся того, кто говорит вместо меня, куда больше, чем деда, терзающего его тело.
— Демон? — мое тело вновь усмехнулось. — Как же жестоко ты ошибаешься…. - пальцы впились в нижнее ребро пленника и одним движением раздробили его, игнорируя вопль боли. — Имя! Или ты думаешь, что из твоего дохлого тела не добыть знания? — я чувствовал, как мой внутренний голос все больше и больше злился.
— Кто ты? Как? — а у парня не просто стальные яйца, а, похоже, из титана. Несмотря ни на что, он пытался сопротивляться и задавать вопросы.
— Твои глаза видели все, — прошептал почти нежно тот, кто занял мое тело. — Пожалуй, я их сожру вместе с твоей душой…
— Молю! — пленник хныкал от боли и страха, а мое тело продолжало ломать его.
— Имя, червяк. И я отпущу тебя, не сожрав твою душу, — я пытался сопротивляться, вернув себе власть над своим телом, но услышал лишь «потерпи, малыш, он должен назвать имя. Это смертельно важно».
