ГОЛОС ВО ТЬМЕ. Карета Волконского... Карета Чаадаева... Карета Трубецкого... Карета Фамусова...
ЛУНИН. Неужели я вернулся к началу? ГОЛОСА МУНДИРОВ. Маска, кто я?
ЛУНИН. Я не вижу... Я ничего не вижу. (Смеясь, он тычется в мундиры, выставив руки, будто он с завязанными глазами.)
Общий хохот.
ПЕРВЫЙ МУНДИР (выступая из темноты). Маска, кто я?
ЛУНИН. Это детство!.. Мне перевязали глаза... И я осторожно шагаю босыми сильными ножками по нагретому солнцем дощатому полу детской... Смех няни... Игра в жмурки... Я ткнулся рукой в ее мягкий живот.
ПЕРВЫЙ МУНДИР (все приближаясь). Маска, кто я?
ЛУНИН. Нет, нет, это еще прежде детства... Это меня моют в большом корыте... и прикрывали глаза рукой, чтобы не попало мыло. И через ее пальцы я вижу... свое тельце... И та деревянная кукла... с кучей пуль, полученных за веру, царя и отечество, которая ляжет завтра здесь... И то сияющее тельце...
ПЕРВЫЙ МУНДИР (совсем приблизившись). Маска, кто я?
ЛУНИН. Нет, это уже маскарад!.. Ну, понятно! Как же я не признал! Жизнь начинается с бала, господа. Ах, жизнь начинается с нашего телячьего восторга. С орехового пирога начинается жизнь! Маскарад! Я взбегаю по лестнице во дворце! И вдруг в зеркале на верхней ступеньке вижу бегущего мне навстречу высокого молодого красавца кавалергарда... И понимаю, что он – это я! И задыхаюсь от удовольствия... И через три десятка лет… (Смешок.) Ах, как это все одинаково: жизнь начинается с веры, данной всему молодому, живому: что оно, молодое и живое, – навечно... и что далее – все будет еще счастливее... Бал! Бал! Бал наших молодых обманов!
ПЕРВЫЙ МУНДИР садится рядом с ЛУНИНЫМ и они слушают.
ГОЛОСА МУНДИРОВ (из темноты). Головки сахара зажжены и синим светом горят на саблях! Гусарский пунш, господа!
– А истории гусарские – французские актрисы!..
– А благороднейшие разговоры! Мы бросались друг к другу на грудь и сладко клялись во всем благороднейшем! Какая была жажда дружбы! Мальчики! Мужи!
– А наши девки, а цыганки!.. А квартальный надзиратель, привязанный к медведю...
ПЕРВЫЙ МУНДИР Мы еще вместе... Все вместе!
ЛУНИН. Бал! Бал!
ПЕРВЫЙ МУНДИР. Принесли шампанское... и игра возобновилась... Я поставил на первую карту пятьдесят тысяч и выиграл сонника... Мы еще вместе! Все вместе!
ГОЛОСА МУНДИРОВ (из темноты). Загнул паролипэ... и отыгрался.
– Играю мирандолем, никогда... не горячусь... И все-таки проигрываю! Бал! Бал!
ПЕРВЫЙ МУНДИР. Маска, кто я?
ЛУНИН. Ты мой старый знакомец... и нынешний министр Киселев... Ты отречешься от меня тотчас, когда...
ПЕРВЫЙ МУНДИР (перекрикивает). Признал!.. Маска, кто я?
ЛУНИН. Ба! Ты мой другой усердный старый друг и другой нынешний министр Уваров!.. И ты тоже» (Смешок.) Прежде чем петух пропоет трижды...
ПЕРВЫЙ МУНДИР (хохоча). Опять признал... Маска, кто я?
ЛУНИН. Еще знакомец... Граф Чернышев. Ты будешь допрашивать меня в крепости...
ПЕРВЫЙ МУНДИР (вопит). Признал!.. Маска, кто я?
ЛУНИН. Орлов Алешка! Общие девки... Общие цыганки... Тебя станет просить обо мне моя сестра... Но ты... (Смешок.) Орлов Алешка, шеф жандармов и главноуправляющий Третьим отделением.
ПЕРВЫЙ МУНДИР. Мы вместе. Мы еще все вместе...
ЛУНИН. И все-таки это случилось! Все это случилось... на нашем балу. Я хотел бы отметить. На веселом молодом тщеславном маскараде... случилось это! Война двенадцатого года? Каждый раз, прощаясь с жизнью... Радость оставленной жизни?.. Завоеванное пулями право тебе решать судьбу отечества?.. И вот уже замолкли пули, и мнение твое не интересует… Ты – слуга Жак! Взвивается бич... а победившее отечество оказывается пугалом для всей Европы.
Из темноты спиной начинает выдвигаться сермяга – жуткая, уродливая арестантская спина.
СЕРМЯГА Маска, кто я?
ПЕРВЫЙ МУНДИР (кричит). Бал! Еще бал! Общие цыганки... общие девки... Как это сказано у древних римлян? «Общие партнеры по постельной борьбе»...
ЛУНИН. Наш век начался опасно: с наступления молодых. Мы все тогда поняли – это наш век! Байрон, Занд... Наполеон... А век оказался стариковским веком! А ты сам по колено в море крови и слез... Здесь, господа, было два пути: не заметить... только этак – по-нашему не заметить: «Не моего ума дело»... «Есть отцы-командиры...» И так поступили многие военные герои!
ПЕРВЫЙ МУНДИР. Загнул пароли и отыгрался!
ЛУНИН. Или уж совсем по-нашему. Что такое заговор в Европе? Это когда быдло, бесправное мужичье, собирается с вилами и хватает за горло повелителей и отнимает права! Выгрызает! А по-русски: тихие, страдающие глаза быка в ярме... покорность рабов. И вот уже их молодые повелители, заболев совестью, сами составляют заговор, чтобы с восторгом да счастьем отдать все: богатство, землю... только грех с души снимите! Ах, какой русский составили мы заговор! Заговор на балу!
СЕРМЯГА. Маска, кто я?
ЛУНИН. Если бы я... одевавший тогда в пестрое тряпье свое молодое тело... уверенный, что имею право распоряжаться чужой жизнью и смертью... жалевший старость молодой беспощадной жалостью... ненавидевший всяческое бессилие и уродство, – о, если бы я мог тогда на балу... увидеть ту азиатскую степь... Ах, господа, господа-
СЕРМЯГА (спиной). Маска! Кто я?
ГОЛОСА МУНДИРОВ (из темноты). Карету Орлова... Карету Волконского... Карету Трубецкого... Карету Пущина…
ЛУНИН (в спину арестантской сермяги). Через какой-то десяток лет. (Хохочет.) В вонючих опорках... пешком... По той азиатской степи... Нас гнали из одной тюрьмы в другую. (Хохоча.) Я вспомнил: «карету Волконского!..»
ГОЛОС СЕРМЯГИ. Маска, кто я?
ЛУНИН. Это ты, Пущин.
– (Смех.) Признал!.. Маска, кто я?
– Это ты, Завалишин.
– (Смех.) Признал... Маска, кто я?
– Это ты, Волконский... Мы шли. И я вдруг поднял глаза и, разговаривая с тобой, мельком увидел арестантскую сермягу и торчащую бороду и захохотал. О Боже! Это был князь Сергей Волконский. Как он был похож на Стеньку Разина... Той ночью мы остановились на отдых. Я вышел подышать воздухом, и на заднем дворе в одной грязной рубахе я вновь увидел сидящего спиной князя Сергея... (Обращаясь.) Князь... а князь...
СЕРМЯГА (спиной, не оборачиваясь). Ошиблись, барин. ЛУНИН (хохочет). Я перепутал тебя, князь Волконский, с последним кандальником.
СЕРМЯГА (спиной). Батюшка, подай милостыню, Христа ради.
ЛУНИН. А это был убийца, приговоренный к бессрочной каторге. Он знал, что я не подам... Но он уже опух от голода и одурел... Я принес ему еду и накормил его. И мы сидели друг против друга на корточках... на земле.
