Кэтлин ненавидит, когда я обрываю ее на полуслове. Это ее больная мозоль. Она смотрит на меня, раздраженно прищурившись:
– Он правда так сильно тебе не нравится.
– Правда. Очень сильно.
Кэтлин улыбается:
– А я все равно его поцелую.
Желудок завязывается узлом. Я ничего не отвечаю и молча смотрю в черные глазницы черепов.
Дикая вишня
(отвар черенков усмиряет боль и останавливает кровотечение)
Я просыпаюсь вся в поту, словно после пробежки. Капли дождя яростно стучат по стеклу. Мне снились лисы, и сны эти перемежались криками. Замок расположен на возвышенности, но горы днем и ночью отбрасывают на него тень.
Когда мы рассказали Брайану о найденном черепе, он только рассмеялся. Негромко, но все же.
– Узнаю своего отца. Половину сундуков, купленных на распродажах, он даже открыть не соизволил. – Брайан протянул руку за нашей находкой. – Но на всякий случай я передам его полиции.
Он убрал череп в сумку, но прежде я успела заметить на костях бороздки, оставленные временем, а может, чем-то еще.
Луна прибывает, наливается полнотой.
На алтаре в комнате Кэтлин белеют черепа давно умерших существ.
Я моргаю и стараюсь думать о соли и безопасности.
Вся обращаюсь в слух, надеясь уловить хриплый скрежет труб.
Что за звуки слышит моя сестра, а я не могу услышать?
В Ирландии постоянно пропадают девушки. Но в новостях говорят только о «правильных» – тех, у кого есть родители и деньги, о красавицах с бледной кожей. О тех, по кому скучают. Я сама пересылала фотографии пропавших и читала объявления на фонарных столбах, стенах и мусорных баках. Одни просто приклеивали, другие заботливо упаковывали в прозрачные файлы. После дождя намокшие фотографии плакали краской на текст, распечатанный семьями или друзьями. Любящими людьми, которые в отчаянии тянули руки в пустоту.
Иногда их находят в безлюдных местах. Например, в горах, вроде тех, через которые мы проезжаем в автобусе по пути в школу. Перед моим мысленным взором возникают петляющие по склонам узкие тропки, протоптанные множеством ног. Они бегут через траву и кусты, как прожилки по листу. Так просто их не отыскать – нужно знать, куда смотреть. Или же смотреть во все глаза. С телами, наверное, дело обстоит точно так же. Не увидишь, пока не обратишь внимание.
Провожу пальцами по влажным волосам. Пропавших девушек много, словно бусин на нитке. Почему я не могу выкинуть их из головы? Это ведь не мое дело. И почему в замке так жарко? За окном царит промозглая ночь. Дождь барабанит в окно. Нужно попросить Брайана убавить отопление. Не выдержав, я сбрасываю одеяло. Взбиваю подушку, ворочаюсь с боку на бок. И вспоминаю еще одну девушку, когда-то жившую в Баллифране. Хелен Гроарк. По словам Кэтлин, люди переживали из-за ее исчезновения только потому, что она была горячей штучкой. Но сама Кэтлин в этом сомневалась. В наши дни любая станет красавицей на фото – нужно только выбрать правильный угол и фильтр.
Как легко девушка может превратиться в многоточие.
Я тянусь за телефоном.
Вот она. И вот. И вот.
Их лица появляются на экране, стоит забить в строку поиска «Баллифран». Маленькую, затерянную в горах деревеньку.
Голову Бриджит Оры так и не нашли. Только кости, волосы и клочки одежды. Я смотрю на ее фотографию. Увеличиваю, чтобы заглянуть в глаза. Тут ведь не угадаешь. Она миниатюрная. И череп в сундуке был не слишком большой. Мы с Кэтлин тоже миниатюрные. И наши черепа будут такими же.
Если что-то случится.
Исчезновения разнесены по времени. Бриджит умерла в год, когда родилась мама. Считается, что их убивали в разных местах. И разными способами. Четыре девушки – не так много. В масштабах Вселенной. Да и в масштабах Ирландии, если уж на то пошло.
Я.
Кэтлин.
Уна, Лейла.
Когда смерть обретает лицо, становится больно.
У Хелен Гроакр были роскошные темные волосы. Она расчесывала их на прямой пробор. Кожа светлая, на щеках веснушки. На фото, которое печатали на листовках, ногти у Хелен были покрашены оранжевым лаком. В день исчезновения она надела короткое фиолетовое платье. Коричневые ботинки, черные колготки. Желтое меховое пальто.
Соль под кроватью удержит призраков на расстоянии. Я выдыхаю истории, непрерывно крутящиеся в голове.
Хелен Гроарк. Друзья молились за нее. Но чего-то не хватает. Какой-то маленькой детали, которую я не могу найти. Встаю с постели. Мне нужен воздух. Глоток свежего воздуха.
Аманда Шейл. Бегу вниз по лестнице, словно в замке вспыхнул пожар.
Ищу, но не сокровище в ночи.
Нора Джинн. Хватаю в кладовке связку ключей на железном кольце. Холодные. Прижимаю их к лицу.
Бриджит Ора. На улице светло от луны и гораздо холоднее, чем в замке. Здесь я могу думать. В голове проясняется. В комнате мне почему-то жарко и хочется спать. Не спасает даже открытое окно.
Жестокие убийства, ставшие историей. Девочки, истлевшие до костей, превратившиеся в призраков. Кто-то выбросил их, как мусор. Я думаю о Кэтлин и Уне. О себе.
Мокрая, холодная трава обжигает разгоряченные ступни. Я шарю руками по растениям, и тугой узел внутри ослабевает. Мне становится легче.
«Помоги», – прошу я землю.
Что со мной не так? Слишком много всего, как крупиц соли – не сосчитать.
Базилик. Лавровый лист. Календула или ромашка.
Лавровый лист может и выжить на таком холоде. Растерянно брожу в темноте.
Нужно было взять с собой телефон. Но в нем их лица.
Я не хотела тащить их с собой. Просто не могла.
Источник света движется в мою сторону.
Тела девушек в горах, черепа на чердаке. Я наклоняюсь ниже, прижимая руки к промерзшей земле. И слышу голос:
– Мэдлин.
Это Маму.
– Мм… Здрасьте, – бормочу я в ответ.
У нее на голове налобный фонарик, вроде тех, что крепят к каскам шахтеры, только каски у Маму нет. В остальном она одета как нормальный человек. Никаких пижамок с кроликами. Я моргаю от слишком яркого света. Лица Маму почти не видно, из-за фонарика кажется, что у нее нимб вокруг головы. Она похожа на святую – покровительницу вагонеток.
– Чаю? – спрашивает Маму. И добавляет не без сочувствия: – Тебе помочь?
