Я посмотрела на сестру: школьная форма сидела на Кэтлин как влитая. Моя одежда никогда себя этим не утруждала. Волосы Кэтлин стягивал обруч, и почему-то на ней он смотрелся уместно. Как будто резинки для волос были слишком очевидным выбором и требовали чересчур больших усилий.
Я усмехнулась:
– Кэтлин, да ты родилась, чтобы жить в замке. Расслабься.
Машина по-прежнему катится вперед, а я вспоминаю ее лицо – сдержанную улыбку, искорку в глазах. Кэтлин любит драматизировать. Но те девушки были живыми людьми, а не щепоткой перца для ее историй. Я чувствую тяжесть в груди, как будто мне сложно дышать из-за пелены смерти, в которую Кэтлин облекла это место. Дом Брайана. Меня бросает в жар. К горлу подступает желчь, и я думаю: «Сколько нам еще ехать?»
Брайан нависает над рулем, ссутулив худые плечи. Он всегда выглядит слегка напряженным. За этого мужчину мама вышла замуж несколько недель назад. Синие платья, зал администрации. Ее руки в его руках, его кольцо – там, где прежде было папино. Мы заранее согрели его в ладонях – это стало нашим благословением. Кольцо показалось мне очень тяжелым, куда тяжелее золота.
– Девочки, я хочу стать для вас отцом, – сказал Брайан вечером накануне переезда. – Хорошим отцом, не таким, как мой. Он требовал, чтобы я его уважал, но не считал нужным уважать меня. – Брайан закрыл глаза. – А после его смерти… У отца было много секретов. И я потратил немало времени и сил, чтобы за ним прибрать. Хотя он вряд ли сказал бы мне спасибо.
– Похоже, твой отец был тем еще мудаком, – заметила Кэтлин, и я ткнула ее локтем в бок.
Брайан спокойно посмотрел на нас. Его лицо было гладким и чисто выбритым.
– Наверное, ты права. Он был, как грится, непростым человеком. – Брайан вздохнул. – Я хочу быть лучше него, но чем больше я узнаю о его делах, тем сильнее… Все очень сложно. В основном речь идет о налогах. Не буду забивать вам голову.
Но я бы не отказалась от подробностей.
Деревня осталась позади, теперь за окнами машины проплывали луга. Мы уже близко. Вдоль дороги стоят кресты. Маленькие, белые, они торчат, словно зубы. Я считаю.
Десять, одиннадцать.
Двенадцать.
Тринадцать.
– Брайан, здесь кто-то умер? – спрашиваю я.
Он кивает:
– Семья из Атлона. Проезжали мимо – в Баллифране мало кто останавливается. У отца случился припадок прямо за рулем, и машина врезалась в дерево. – Брайан машет в сторону. – Его потом срубили.
Кэтлин бросает на меня выразительный взгляд и произносит одними губами: «ДВОРЕЦ УБИЙСТВ». Я пинаю ее по лодыжке.
– Мэдлин дерется! – хнычет она, и мама закатывает глаза:
– Подозреваю, что ты это заслужила. Все никак не уймешься со своим «ДВОРЦОМ УБИЙСТВ».
Мамина рука ложится на руку Брайана, ту, что держит рычаг переключения передач. Мама любит этого тихого мужчину, чей отец выстроил дворец на диких скалах.
– Не дворец, – поправляет нас Брайан, – замок.
– А в чем разница? – Мне в самом деле любопытно.
– Замок – это в первую очередь крепость, – объясняет он. – А дворец – так, для красоты.
– Крепость? – недоуменно хмурится Кэтлин.
Брайан улыбается нам в зеркало заднего вида. Мама просит его подождать:
– Хочу посмотреть на их лица, когда они увидят своими глазами.
Машина иглой скользит по дорожной нити, увозя нас все дальше нашей прежней жизни. Я чувствую, как рвется связь с прошлым, и сглатываю.
Вот мы и на месте.
Мы думали, что знаем, чего ждать. Но внезапно обнаруживаем, что едем по широкой частной дороге, проложенной в лесу, а между деревьев все отчетливее проступают серые каменные стены с зубцами бойниц. Позади остается поддельный ров, заполненный растениями и кустарниками. По дну бежит ручей, вода колышет буро-зеленые пряди сорной травы и островки цветущих водорослей. На козырьках восседают крупные серо-черные вороны.
Я таращусь по сторонам, пытаясь свыкнуться с мыслью, что теперь это наш дом. И нам здесь жить.
Не могу передать словами, насколько замок Брайана соответствует своему названию. Господи боже, у него даже башенки есть, а еще сады с каменными изгородями и садовник. Он словно сошел со страниц волшебной сказки. Въезжаем внутрь – и замок открывается нам с новой стороны. Теперь он напоминает коллаж из четырех маленьких замков, которые выстроились вокруг внутреннего дворика с огородом для нужд местной кухни и оранжереей в викторианском стиле. Ну и фонтан имеется, куда же без фонтана? Это ведь замок. Богатство обязывает. В центре, подобно луковице гиацинта на папиной могиле, возвышается стеклянный купол. Крепостные стены надежно защищают нас, вопрос лишь в том, от чего? Они ведь нужны, чтобы пускать пыль в глаза. И я не понимаю, почему кончики пальцев у меня так и зудят и снова и снова ощупывают крупицы соли под истончившейся бумагой. Я скоро в этом несчастном пакетике дыру протру.
Но что нам остается?
Идем ставить чайник.
Боярышник
(для здорового пищеварения и сильного сердца)
После чая Брайан устраивает нам экскурсию по замку – его залам, гостиным и библиотекам. Все вокруг дышит стариной: элегантная, но потрепанная мебель, вытертые гобелены, укрывающие стены от пола до потолка. Брайан говорит, что где-то за ними есть потайные ходы. Их спроектировал его отец, только ими никто не пользуется. В замке и без того достаточно места. Я понимаю, о чем он говорит. Тут множество никому не нужных комнат, где за запертыми дверями в пыльных чехлах томятся без дела шкафы, столы и кресла. Внизу располагаются бабушкины апартаменты – подвальное королевство Маму. По-ирландски «маму» значит «бабушка», но мама вроде бы говорила, что эта женщина приходится Брайану тетей. Не знаю, зачем ей понадобилась отдельная квартира, когда в ее распоряжении целый замок, но люди вообще странные существа, и, очевидно, Маму по части странностей даст фору всем остальным. Ее работа как-то связана с натуропатией (я всегда с настороженностью относилась к тем, чья профессия заканчивается на «-пат»). То есть к ней приходят люди, она что-то с ними делает, и потом им кажется, будто им стало лучше. Польза натуропатии не доказана, и, как будущего доктора, меня глубоко возмущают заполонившие страну паразиты. Подумать только, эти проходимцы дерут по девяносто евро за то, что кладут на пациента руки и бубнят молитву.
Я подмечаю следы Маму повсюду: отпечатки грязных подошв на полу, разбросанные перья, забытую в раковине лопатку. На кухонном столе кружка с недопитым чаем и какой-то мутью на дне. Мама выглядит слегка растерянной. Видимо, на это старая кошелка и рассчитывала. Утверждала превосходство, как собака, задирающая ногу на стену. Мы на ее территории – и, судя по всему, нам здесь не рады. Я достаю из раковины лопатку и очищаю серебристое лезвие от влажной земли.
