Что сказала Маму в ту ночь?
Существо с человеческим лицом и звериным аппетитом.
Все это ложь, личина. Он убил бы Кэтлин снова, выпади ему возможность.
– Спасибо, Брайан.
Кэтлин идет к своему поверженному бывшему. Мама стоит ровно, но на ее лице невыразимая усталость и опустошенность.
– Лон? – Кэтлин осторожно касается его лица. – Лон? – Он пытается что-то промычать сквозь кляп, а она говорит ему: – Тише, тише… – Потом поворачивается ко мне: – Мэдди, можешь его подержать?
Я с готовностью хватаю Лона под мышки и поднимаю. Для своего роста он оказывается на удивление легким. Вспоминаю тень совы, реющей над садом. У птиц полые кости. Взмах острых когтей. Лон снова издает непонятный звук. Я впиваюсь пальцами ему в ребра. Перед глазами сестра, лежащая на кровати, ее лицо разорвано надвое.
– Я прощаю тебя, Лон. – Голос Кэтлин возвращает меня в реальность. – Не думай, что я делаю это из-за того, что мы расстались, или из мести. Когда все будет кончено, я очень постараюсь навсегда о тебе забыть. Чтобы ты превратился для меня в ничто. И это станет первым шагом.
Она утыкает ему в грудь острие деревянного меча.
– Чуть левее, – советую я. – Если хочешь попасть в сердце.
– Спасибо, – кивает Кэтлин и нажимает на рукоять.
Деревянный клинок рассекает кожу, как масло, но крови нет. Я опускаю руку, чтобы потрогать обрубки пальцев, и чувствую движение мышц и бугорки отрастающих костей. В тот миг я понимаю, что кровь на одежде, скорее всего, принадлежит кому-то другому.
Кэтлин нажимает сильнее, направляя меч между ребрами. Лон бессильно бьется у меня в руках. Подмышки у него сухие – он не потеет. Интересно, как он регулирует температуру тела?
Брайан стоит, обняв маму за плечи. Она, кажется, ничего не замечает, полностью захваченная происходящим.
– Ты разбил мне сердце, – говорит Кэтлин голосом удивительно нежным. – Разбил мне сердце. Я ведь любила тебя, пока ты меня не убил. Иногда ты мне снишься, и тогда я просыпаюсь в слезах. Ты извратил прекрасное чувство, превратил его в нечто совершенно иное. Ты забрал часть меня. А потом съел мое лицо. – В глазах Кэтлин разгорается гнев. – Нехорошо есть девушек. Мы тебе не еда.
Кэтлин замолкает, на ее лице написано напряжение. Она навалилась на меч всем весом, но он будто застрял. Кто знает, где у Лона сердце и есть ли оно у него.
Она поворачивается ко мне с перекошенным лицом:
– Я просила его остановиться. Умоляла перестать. И тогда он откусил мне язык. Хотел, чтобы я замолчала. Но я говорю. Мам, нужна твоя помощь.
Она плачет, а Лон съеживается, из него словно выходит воздух, а плоть становится более податливой. Интересно, он ее вообще любил? Клинок Брайана в руках Кэтлин и в теле Лона, и Кэтлин, льющая слезы над щенком, умершим в кино. Мои мечты о том, чтобы стать доктором. Я хотела спасать жизни, а не отнимать их. Хотела помогать людям. Если подумать, в каком-то смысле сейчас я как раз этим и занимаюсь.
Мама делает шаг к дочери, сжимающей в руках меч.
Брайан убирает руку, отпуская ее, и неловко стоит в стороне. А мы толпимся вокруг нелепого долговязого полутрупа.
– Это не месть, – повторяет Кэтлин. – И я делаю это не для себя. Но для других.
Мы, не сговариваясь, поднимаем взгляд на стену.
И Кэтлин принимается зачитывать имена:
– Дирбла, Шибел, Аманда…
Мы с мамой подхватываем их, словно молитву. И кладем руки на рукоять меча.
– …Лиша, Имер, Лора, Брид, Сирша, Бриджит, Карен, Грейн, Джули, Розин, Габни, Вайолет, Димфна, Элакок, Ифа, Фьонуэла, Виктория, Элизабет, Эмер, Шинейд, Салли, Кьяра, Мэри-Энн, Нэнси, Сьюзен, Фиона, Делия, Мейси, Лора, Рейчел, Куива, Джули, Ава, Шейла, Мария, Антуанетта, Катлин, Мартина, Дженнифер, Кэрол, Нора, Ли, Колетт, Эллен, Клэр, Лорел, Ясинта, Мэри-Бриджит, Мэри, Энн, Мари, Норина, Савита, Кармел, Сара, Эйва, Скарлетт, Дирбла, Кэтрин, Сесилия, Лиза, Лилиан, Луиза, Патрисия, Кэти, Клиона, Шона, Нуала, Шана, Патрисия, Моника, Мейв, Джин, Джиллиан, Элейн, Анна, Сайв, Сара, Адель, Роуз, Грейс, Джойс, Никола, Рут, Фрэнсис, Наоми, Элизабет, Сандра, Долорес, Эшлин, Шэрон, Лола, Хлоя, Хелен, Дейзи, Меган, Уна, Фан, Кэтлин.
В следующий миг я в полной мере понимаю смысл выражения «провернуть клинок в ране». Оказывается, тело сопротивляется, когда в него вонзают меч, и пытается вытолкнуть его назад. Мы не сдаемся и сильнее налегаем на рукоять.
Потом раздается вздох.
Лон мертв.
Кэтлин заходится рыданиями, ей вторит мама. Я тоже чувствую, как к глазам подступают слезы, но какая-то стена внутри меня не дает им выплеснуться наружу. Может, с потерей души я лишилась способности плакать? И теперь обречена стать маленькой серой тучкой, которая плавает по небу, но никогда не проливается дождем?
Я так сильно вжимаюсь лицом в плечо Кэтлин, что боюсь, оно отпечатается у нее на коже. А потом мы втроем идем ставить чайник. Брайан остается, чтобы надежно похоронить Лона. Для этого он притащил с собой мешок цемента.
На кухне нас ждет Кнопка. Маму зашила ему поврежденный глаз, и теперь он похож на котенка Франкенштейна. Правда, котенком его уже не назовешь, пусть до взрослого кота он еще не дорос. При виде меня Кнопка снова выгибает спину, злобно шипит и убегает.
– Он тебя ненавидит, – говорит Кэтлин. Поведение Кнопки явно ее забавляет. – Интересно, почему?
Я никому не рассказывала, как Кнопка потерял глаз. На что я была готова пойти ради Кэтлин. Не думаю, что об этом стоит говорить. Тут нечем гордиться.
– Во всем виноваты ботинки, – отвечаю я, намекая на свои грязные берцы.
– Теперь он предпочитает маму. Хотя раньше любил тебя.
Мама кивает:
– Странный котик. С чего бы ему ненавидеть Мэдди?
Она целует меня в макушку и принимается размешивать чай в круглом красном заварочнике. Прислушиваясь к ритму их голосов, я тем не менее не могу отрешиться от суровой реальности. Нет, я не думаю, что Лона стоило оставить в живых, но то, что пролилось из его раны – жидкость, которая заменяла ему кровь, но кровью не была, – теперь на наших руках. Такие вещи меняют людей. Вспомнить хотя бы Кнопку, который улепетывает от меня со всех лап. Я потеряла душу, но совесть осталась при мне и трудится за двоих. Интересно…
– Мэдлин? – окликает меня мама.
Они с Кэтлин смотрят на меня через стол с одинаковым выражением на лицах. Странно. Обычно это мы с Кэтлин служим отражением друг друга. А мама видит это каждый день. Я стараюсь отогнать мрачные мысли и присоединиться к разговору, но в глаза словно песку насыпали.
В конце концов я засыпаю. Дыхание Кэтлин щекочет мне ухо.
– Я помолюсь за тебя сегодня, – шепчет она. – Люблю тебя, Мэд.
