Он старался выбирать длинные тени домов, чтобы скорее пересечь центр города, затем Рэйн, сориентировавшись, повела их в сторону Риджентс-парка, где можно использовать тени крон деревьев. С каждой новой тенью дышать Оуэну становилось немного легче, потому что он постепенно избавлялся от плетений, которых накопилось достаточно после Маргарет, Кросса и их последователей. Он знал, что плетений все равно останется еще много, и кража кольца памяти может стоить ему жизни. Но здесь, в тенях, он мог оставить часть энергии плетений, мог избавиться от воспоминаний сообщников Кросса и точно знал, что теперь они уже никогда не будут угрожать тому, что он так долго охранял. Нет, памяти предков ничего больше не грозит…
Боль!
Откуда вдруг столько боли? Оуэну казалось, что она везде. Горячая, как огонь, холодная, как лед, и такая же жестокая, как волк, вонзающий зубы в свою добычу. Он хотел крикнуть, но не услышал собственного голоса. Его мучения были просто невыносимы, и его спутницы тут же крепче сжали его руки, потому что бездна словно чувствовала его слабость и стала плотнее. Да, она могла запросто поглотить их всех.
Не успел он сообразить, что произошло, как боль вновь обожгла его. В этот раз – еще жарче, еще жестче, еще беспощаднее. Оуэн почувствовал, что падает. Летит в бездну камнем. Он слышал страх Викки, хотя она не произнесла ни слова. Чувствовал панику Рэйн, когда выпустил ее руку. Он будто разлагался от этой невыносимой жары.
– Нам надо выбираться! На свет, скорее! – пронеслись мысли Викки сквозь тени, но Оуэн никак не мог понять, где же выход. Он метался в тени, тщетно пытаясь бороться со страшной болью. Плетения воспоминаний рвались прочь из его тела, как бурлящие реки.
Оуэну стало по-настоящему страшно. И это оказался не тот страх, который испытываешь, когда стоишь на высокой скале и смотришь вниз в бездну. А тот страх, который испытываешь, когда уже летишь с этой скалы и вот-вот разобьешься. Когда понимаешь, что назад уже пути нет. И нет спасения. И окончится все печально.
Он пытался удержать воспоминания, которые вырывались из него, но они стали такими же неуловимыми, как утренний туман на берегу Темзы. Все напрасно. Воспоминания – синие, зеленоватые и бирюзовые – кружились вокруг него и его спутниц. И в этот момент вдруг ярко вспыхнуло золотое свечение.
– НЕТ, – услышал он голос Эбби. Хотя он уже находился в полуобморочном состоянии, но все же понимал, что это едва ли возможно. Нет, серьезно – как это могло быть правдой?.. Эбигейл Вудс здесь не было. И все же он чувствовал связь с ней, как будто они слились воедино. Он чувствовал ее возбуждение, ее сопротивление и страх.
Затем он действительно упал и довольно сильно ударился. Это Виктория вытянула его за собой из тени. Оуэн скорчился на земле, едва различая Викки с Рэйн, которые стояли рядом с ним. Обе тяжело дышали и выглядели так, словно и им нелегко сейчас найти выход из теней. У него же внутри по-прежнему все горело, и по-прежнему казалось, что он медленно распадается на части.
– Господи, здесь же дорога, – вскрикнула Рэйн и, схватив Оуэна под мышки, потащила его к тротуару. Викки ей помогла. – Твою ж мать, это что такое сейчас произошло? – пробормотала Рэйн, взъерошив волосы. – Оуэн? Ты можешь объяснить, что случилось?
Он хотел ответить, но не произнес ни слова. Викки, словно в трансе, прошептала:
– Его кольцо расплавлено.
Невидящим взглядом она смотрела вдаль, словно могла увидеть где-то там, вдалеке, правду.
После ее слов в воздухе тяжело повисло молчание.
Оуэн знал, что Викки права. Он сам это чувствовал. Его сила ушла. Растворилась и пропала. Он поднялся на ноги и посмотрел на красавиц-сестер Каерхей. Что еще они могли сделать сейчас? Что они должны предпринять?
Он почесал бороду и подумал о той обязанности, которая обрушилась на него, когда умер его отец. Он должен сохранить тайну. Ему предстояло обеспечить порядок в мире, даже если мир уже был не в порядке. Оуэн смотрел на свои руки, но синих плетений на коже больше не видел.
Рэйн коснулась его плеча, и это его немного успокоило.
– Не вздумай сдаться сейчас, – сказала она и махнула рукой вперед и вниз по улице. – Мы же уже почти на месте, – она несильно стукнула его в плечо. – Давай же, мы должны помочь Бастиану. Мы нужны ему. Сейчас. И кто знает, может быть, будет возможность…
Она не договорила, понимая, что кольца они в любом случае не вернут.
– Рэйн права, – поддержала сестру Викки. – Виталинариум уже объединяли для амулета. И кузнец смог его разделить и выковал кольца. Почему бы не попробовать сделать это снова?
– Единственным кузнецом, который когда-либо делал это, был Эммет Вудс, – ответил Оуэн.
Викки скривила лицо.
– Но с тех пор никто не пробовал, не так ли? И сейчас инструменты намного лучше, чем тогда. – Она энергично сжала губы и зашагала вперед по улице. – Последнее слово еще не сказано!
Рэйн посмотрела на Оуэна. Потом она кивнула и потянула его за собой, догоняя сестру.
– Викки дело говорит. Так что вперед. Сейчас такого там шороху наведем!
Кто будет светоносцем?
– Светоносец? – резко спросил Моран. Он явно был в замешательстве. – Чего? Константин Кросс вроде бы считал себя светоносцем, но я думал…
– Мало ты думал! – перебил его мой отец. – Светоносец – это не просто титул, это призвание того, кто открывает врата света, это предназначение, – он надрывно рассмеялся. – Или ты решил, что владеть амулетом может кто угодно? – Джек кивнул на красивое, но при этом очень опасное украшение, лежащее на оружейной стойке.
– Что это значит? – Моран схватил амулет. Тут же сверкнула молния. Запахло горелым, и Моран закричал, но крик застыл у него в горле, когда энергия виталинариума вдруг вырвалась из амулета. Точно змеи, разноцветные струйки энергии обвивали шею Морана, скользили по его телу, тянулись ему в рот и нос.
Всем, кто находился в подвале, вдруг резко стало нечем дышать. Один охранник даже в ужасе бросился бежать, другой испуганно перекрестился.
Моран скорчился, выгибая при этом спину, точно натянутый лук, а его глаза уже начали закатываться.
Джек не спеша направился к нему. Он разжал сомкнувшиеся вокруг амулета пальцы Морана, не касаясь при этом самого металла. Едва украшение, искрящееся всеми цветами радуги, упало обратно на стойку, все краски тут же пропали. В воздухе пахло раскаленным металлом, а на руке Морана проступили ожоги. Он снова закричал, на этот раз – уже в полный голос. Моран рухнул на колени и обхватил обожженную руку. Папа отступил на шаг и презрительно посмотрел на своего напарника.
– Да я чуть богу душу не отдал, когда перековывал оправу и расплавлял кольца. А ты всерьез полагаешь, что любой идиот может справиться с силой виталинариума? – Он громко расхохотался, и его смех звучал цинично. – Ну и кто теперь глупец?
