Тристан сидел теперь прямо, волосы прилипли к его лицу. Ему сильно досталось. На лице синяки и кровоподтеки, губа разбита, скула распухла.
У меня внутри все сжалось при одном взгляде на него. Я еле перевела дыхание и прижала ко рту ладонь.
Моя реакция, похоже, понравилась Морану, потому что он подошел ближе и удовлетворенно кивнул.
– Итак. Кажется, мы все-таки нашли то, что искали. – У него, казалось, сразу улучшилось настроение. Он подошел к отцу и передал тому пистолет. – Нам нечего предложить Эбби, – проговорил он, разглядывая свою обожженную ладонь. Потом кивнул в сторону амулета. – Давайте же выясним, что нужно забрать у нее, чтобы убедить ее сотрудничать.
Потом щелкнул языком, и отец поднял оружие.
– Папа – вскрикнула я, увидев, в кого он целится. – Нет!
Затем прогремел выстрел. Я закрыла глаза. В тот момент мне казалось, что я уже больше ничего не чувствую.
Он умирает
Мы находились в тире. И выстрелы здесь были обычным звуком. Но этот меня просто оглушил, и от стен отразилось эхо. Выстрел походил на раскат грома. Будто стреляли не из пистолета, а из пушки.
Я закричала, но не услышала собственного голоса. Я чувствовала, что пуля, попавшая в грудь Тристана, поразила и меня. Чувствовала, что пурпурные плетения, которые он во мне когда-то пробудил, любовь, дружба, привязанность – все те чувства, что я когда-либо к нему испытывала, медленно рвались на части. Красный цвет сменился жестким и холодным черным, цветом боли. И эта боль обрушилась на меня, как волна, из которой так просто уже нельзя выбраться. Мне и вправду казалось, что я под водой. Катастрофически не хватало воздуха, и я не видела света. Боль сводила с ума. Она душила меня и тащила все глубже, на самое дно. Я никак не могла выплыть. Боль… Я привыкла к ней. Хорошо ее знала. Не так давно я нуждалась в ней. Очень нуждалась. Она являлась моей старой подругой. Но теперь она же меня и уничтожала. Я даже не знала, дышу ли я, не слышала себя, но знала, что не просто кричу, а визжу от боли. Я не понимала, что делаю, совершенно себя не контролировала. Кажется, я бросилась вперед, оттолкнув Морана. Все оружие было направлено в мою сторону, но меня это не волновало. Я не слышала, что там кричат охранники, не обращала внимания на то, что творилось вокруг, почувствовала разве только, как отец попытался меня удержать. Его рука на миг коснулась моей, но схватить меня он не успел. Я, наверное, по-прежнему кричала, потому что горло просто горело. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я добралась до Тристана. Я будто в замедленной съемке двигалась. Ничто уже не казалось реальным. Кроме крови, стекавшей по рубашке Тристана. Его рубашка, его белая рубашка!.. Она так быстро окрашивалась в темно-красный. Пятно крови все расползалось. В тот момент только это имело для меня значение.
Почему я не добралась до него быстрее? Время будто остановилось, и я оказалась в ловушке кошмара, в котором пытаешься убежать, но не можешь, потому что будто прилип. Воздух ощущался как тягучая смола, сквозь которую я тщетно пыталась пробиться. Движения Тристана тоже будто замедлились. Он тщетно пытался поднять скованные руки, чтобы зажать рану. Его пошатывало. Его губы чуть приоткрылись, но я не знала, кричит он или стонет. Только снова и снова в ушах звучал звук выстрела. В ярко-голубых глазах Тристана мелькнули удивление и ужас.
Наши взгляды встретились. Я всхлипнула, потому что не хотела видеть боль в этих чудесных сияющих глазах.
Я подняла руку, чтобы прикоснуться к нему, и почти дотянулась до него, но тут что-то рвануло меня в сторону. Чьи-то грубые руки схватили меня и оттащили назад, и я упала на зеленый коврик, все еще не в силах отвести взгляд от тяжелораненого Тристана. Даже если бы я сейчас закрыла глаза, эта жуткая картина во всех подробностях все еще стояла бы передо мной.
– Нет! – прохрипела я, и время снова ускорилось. Так быстро, что я не успела среагировать и отразить удар одного из охранников. Так быстро, что, когда заговорили одновременно все, я просто не различала ни голосов, ни отдельных фраз. Так быстро, что я осознала, что Бастиана тоже сбили, только когда увидела, как он упал на пол рядом со мной. Ворсинки ковра неприятно кололи мою щеку, но мое плечо так болезненно пульсировало, что я не могла встать.
– Всем тихо! – взревел мой отец и выстрелил в потолок. Снова посыпались на пол куски бетона, похожие на серебристую пыль в слепящем свете фар. Все по-прежнему направляли оружие на нас. Сердце колотилось у меня в груди так громко, что мне казалось, будто началось землетрясение, но, судя по всему, это просто меня так трясло. Я повернула голову, моргнула. Я просто не могла поверить в то, что здесь произошло. Мой отец… Как он мог это сделать? Как он мог… Я вздрогнула и сжалась, когда он шагнул в тир. Его лицо будто окаменело. Застыло в холодной и бесчувственной маске, которая внушала мне жуткий страх. Нет, это не мой отец. Я не знала этого человека. И не хотела его знать, потому что то, что я видела, являлось абсолютным злом.
* * *
Бастиан не думал. Он просто среагировал. Но не на выстрел. А на крик Эбби. Она намного раньше поняла, что произошло. Когда он услышал выстрел, то предположил, что Джек, как и прежде, сделал предупредительный выстрел. Но, увидев реакцию Эбби, он понял, что ошибся. Он видел ужас в ее взгляде, видел, как резко начали меняться ее плетения. Пурпурные сердечные плетения вдруг стали красно-черными, и на каждое воспоминание накладывала свой отпечаток боль. Еще никогда ее душевные плетения цвета оникса не были такими ослепительными и в то же время такими темными, как сейчас. В этот самый момент. Когда Джек Вудс пустил пулю Тристану в грудь.
Бастиан с силой ударил стоявшего рядом охранника в колено, так что тот с криком упал на пол, и бросился в сторону Эбби. Это было подсознательное решение. В его брата только что выстрелили. В Эбби – нет. Пока нет. Он всерьез боялся, что обезумевший Джек Вудс ранит даже собственную дочь, чтобы только заставить его действовать. Один из охранников обогнал Бастиана, оттащил Эбби от Тристана и повалил на землю. В следующий миг его самого тоже швырнули на пол. От Эбби его отделяли всего несколько метров, но это небольшое расстояние представлялось ему целым океаном зеленого войлока, лежащего между ними. Он видел ее слезы. Наверняка она в тот момент сама не понимала, что плачет. Он чувствовал ее дрожь, слышал, как она судорожно всхлипывает, однако больше всего его пугали ее черные плетения. Они появились на всем ее теле, что казалось, они вот-вот ее задушат. Вот она медленно повернула голову и нерешительно посмотрела на отца, который все еще сжимал в руке пистолет.
О чем она думала в этот момент? Что чувствовала? Ее плетения давали однозначный ответ. Он очень хотел помочь ей, облегчить ее боль. При этом он понимал – не важно, что он ей скажет, не важно, что он сделает. Ничто все равно не сможет отменить того факта, что Эбби так жестоко предал ее же родной отец.
