Молча Оуэн сел рядом с Бастианом и наблюдал, как его друг медленно приходит в себя. На руках у него лежала Эбби, которая, судя по всему, была без сознания. Ее фиолетовые волосы касались листвы на земле, и Оуэн наклонился, чтобы снять с их кончиков несколько листьев.
– Мне жаль, – сказал он, когда Бастиан наконец посмотрел на него. – Тристан… Даже не знаю, что сказать…
* * *
Бастиан чувствовал себя опустошенным. Словно сейчас его собственные эмоции были подавлены болью, которую он забрал у Эбби. Столько ее чувств обрушилось на него только что… Предательство родного отца, тоска по семье, боль от потери близкого друга. И вот она лежала в его объятиях, похожая на маленького ребенка, а по ее щекам по-прежнему катились слезы.
Он смотрел на нее беспомощно, потому что чувствовал, что его способность поглощать плетения души уже не работала в полную силу. Впрочем, не это заставляло его чувствовать себя беспомощным – он бы справился с этим. Но Эбби… Эбби не справлялась. Он видел, как синие плетения воспоминаний схлестываются с темной болью. Каждое воспоминание приносило ей новую боль – и он понимал, что просто не сможет забирать ее постоянно.
Он крепче обхватил ее руками, медленно поднял голову и встретился взглядом с Оуэном.
– Прости, не хотел лезть в твои воспоминания – просто так проще, нежели ждать, когда ты сам все расскажешь, – пояснил он.
Бастиан только рукой махнул. Это уже не имело никакого значения. Он огляделся по сторонам. Парк. Закат. Ничего больше не имело значения. Абсолютно ничего.
– По крайней мере, ты теперь знаешь, что произошло, – пробормотал Бастиан и погладил Эбби по щеке. Ее веки задрожали, но она не проснулась. Даже во сне ей не давали покоя. Воспоминания душили ее, причиняя новую боль.
– Мы проиграли, – прошептал Бастиан, отводя взгляд.
– Да, к сожалению. Но, может быть, тебя немного утешит тот факт, что Моран больше не будет представлять для нас опасности, – задумчиво проговорил Оуэн, отламывая ветку от соседнего куста.
– А что насчет отца Эбби?
Оуэн крутил деревяшку между пальцами, продолжая говорить:
– Земля дрожала. Потом стало темно. Джек Вудс, этот жалкий трус, сбежал, воспользовавшись моментом. Я не смог его догнать. Зато я поймал Морана.
– Что он сказал? – спросил Бастиан, хотя это его не слишком интересовало. Джек сбежал – вот что действительно имело значение. Вот из-за чего так резко участился его пульс. Убийца его брата – сбежал!
– Я с ним не разговаривал. Я просто забрал у него все воспоминания об Эбби, о нас, о Кроссе и группе, организованной Маргарет-Мод, как и каждую мысль о кольцах или амулете. Теперь он не более, чем богач, который однажды не смог спасти своего ребенка. – Оуэн надломил ветку. – Я хотел наказать его, – признался он, опуская обе половинки. – Я специально снова пробудил медленно угасающие воспоминания о его дочери, чтобы они могли продолжать причинять ему боль. Чтобы он помнил. – Оуэн пригладил бороду. – Вот такой был акт возмездия, Бастиан, – виновато признался он, глядя ему в глаза. – Потому что из-за него проиграли мы.
Бастиан слишком хорошо это понимал. Он и сам чувствовал такую ярость. Так бесконечно много гнева и горя.
– Надо найти Джека Вудса, – хрипло заключил он и плотнее склонился над Эбби. Коснулся ее щеки, готовясь снова впитать ее боль, и сам едва не задохнулся, когда ее душевные муки вновь обрушились на него.
– Забираешь ее боль? – спросил Оуэн, глядя на него. Бастиан слабо кивнул.
– Те сердечные плетения, которые пробудил в ней Тристан, сейчас превратились в чистую боль. Любовь к отцу задушена серыми плетениями предательства. А еще эти черные плетения вины, захлестывающие все ее естество… Она сейчас держится только на воспоминаниях, но и они продолжают причинять ей боль. – Он посмотрел на Оуэна. – И я не знаю, как ей помочь. – Его горло болезненно сжалось. – Я просто не знаю… Она сама себя уничтожает.
Бастиан испытал облегчение, что Оуэн ничего на это не сказал. Его друг не слишком жаловал Эбби. Тем не менее сейчас он выглядел очень обеспокоенным. Время шло, а Эбби все никак не приходила в себя. Он держал ее на руках, не мог ни подняться, ни отвернуться от этого яркого блеска, который последние лучи солнца отбрасывали на ее волосы. Темные круги под ее глазами свидетельствовали о том, что пережила она немало. На щеке у нее осталась кровь – скорее всего, не ее кровь, а Тристана. Присмотревшись, он разглядел и мелкие порезы на ее теле – последствия падения со стеклянной лестницы. Ее грудь едва поднималась, настолько поверхностным было ее дыхание, – удивительно, что она вообще дышала после того, как провела в холодных тенях столько времени. Его собственные легкие до сих пор словно находились в замороженном состоянии, так что каждый раз, когда он вдыхал, ему казалось, что в легкие вместо кислорода поступает лед.
– Она сама себя уничтожает, – мрачно повторил он, отчаянно прижимаясь губами к ее макушке.
Оуэн придвинулся ближе. Подождал, пока Бастиан посмотрит на него. Затем он осторожно сжал пальцы Эбби.
– Когда-то ты сказал мне сделать то, что я считаю нужным, – нерешительно проговорил он. – Мне кажется, я знаю, что станет правильным в этой ситуации, Бастиан, – он помолчал. – Но я не могу этого сделать – ты мне этого не простишь.
Сердце Бастиана сжалось. Он вспомнил тот их разговор. Хотя правильнее было бы назвать это ссорой.
«Что меня по-настоящему беспокоит, так это твоя готовность рискнуть всем и вся ради пары поцелуев! Ради поцелуев, о которых Эбби уже и не вспомнит, когда это закончится, – сказал тогда Оуэн. – Ты же знаешь, что у меня нет выбора, Бастиан. Некогда думать о твоих чувствах. И ты знаешь, что другого способа вернуться к нормальной жизни не будет».
– Сейчас нам всем нужно вернуться к нормальной жизни, – тихо продолжал Оуэн. – Особенно Эбби.
– Она не простит меня, если узнает.
Оуэн кивнул.
– Она не узнает.
Бастиан смотрел на него.
– Но я буду знать, что ты сделал.
Оуэн колебался. Затем посмотрел другу в глаза.
– Ты всю жизнь являлся хранителем кольца. Ты знаешь, что у тебя есть определенная задача, так же, как и у меня. И как бы трудно это ни было, мы должны выполнять свой долг, до самого конца, пока смерть не освободит от бремени нашего наследия.
– Но я ее люблю.
Оуэн смягчился.
– Тогда ты не допустишь, чтобы она сама себя уничтожила. – Он аккуратно сложил ее руки на животе, потом придвинулся еще ближе.
Бастиан затаил дыхание. Он уже сам не знал, что правильно. Не понимал, что действительно имеет значение. Но видеть страдания Эбби было невыносимо. Поэтому он едва заметно кивнул.
Он закрыл глаза, как будто мог таким образом снять с себя ответственность, когда Оуэн Кингсли положил руки на лицо Эбби и сделал то, что считал нужным.
