Джек дернул плечом, чтобы сбросить руку Викки, и бабочка порхнула прочь.
– Что за дела? – На его лбу выступили бисеринки пота, и он чуть оттянул воротник рубашки указательным пальцем.
– Что, жарко? – спросила Рэйн, глядя вслед бабочке. – Может, тогда продолжить разговор… там, где чуть прохладнее? – проговорила она, улыбаясь, и крепко схватила Джека за руку. Викки тут же воспользовалась моментом и коснулась шеи Джека. Он даже не успел понять, что происходит, потому что в следующий миг их троих поглотила тень пурпурной орхидеи.
– Что за… – пронеслись его мысли через тьму.
– Эбби владела невероятной силой, с помощью которой могла открывать любые двери. Она могла самостоятельно выбраться из тени в мир света. – Рэйн сама удивлялась, что ее мысли звучат так ясно, хотя она в тот момент испытывала столько эмоций. Холод едва не душил ее. А ведь она из тенеходцев! Каково же тогда приходилось простому человеку, которого они привели сюда?
Его боль заполняла пустоту, и Рэйн почувствовала удовлетворение.
– Нам сказали, что это наследие кузнеца, – спокойно продолжала она, медленно отпуская руку Джека.
– Нет! – Он чувствовал, как его затягивает в темноту, все дальше и дальше в бездну. – Нет!
– Но полагаться на одно только наследие стало бы большой ошибкой, – вмешалась Викки. – Тут, пожалуй, понадобилось бы кое-что еще. Например, виталинариум. Только вот один жадный и трусливый дурак его переплавил.
– Да помогите же мне! – пронеслись в голове мысли Джека.
Викки и Рэйн по-прежнему крепко держались за руки. Даже им до ближайшего выхода предстояло очень долго добираться.
– Нашей сестре никто не помог, – подумала Викки, до боли сжимая руку сестры. – Видимо, когда конец близок, тут уже каждый сам за себя.
– Не оставляйте меня здесь! – гремели в бездне мысли Джека. Было ясно, что он до смерти напуган. – У меня нет силы Эбби! Я не смогу сориентироваться.
– Тот, кто найдет дорогу в чужой мир, не должен удивляться, если новый мир начнет рвать его на части. – Викки слегка разжала свои скрюченные от холода пальцы и мягко погладила тыльную сторону руки Рэйн. – А нам пора возвращаться в наш мир, – подумала она с нежностью и почувствовала, как тени медленно поглощают ее ненависть. По теням же разнесся отчаянный крик Джека Вудса, свидетельствующий о его страхе смерти, пока бездна не поглотила его окончательно. А потом уже и мыслей его не было слышно.
«Пора домой, – мучительно подумала Рэйн и в последний раз огляделась. – Прощай, Скай, – подумала она, тщетно вглядываясь во мрак. Врата света уже исчезли. Осталась только одна бесконечная темнота. – Прощай, Тристан. Вы навсегда останетесь в наших сердцах».
Викки посмотрела на сестру. Красный цвет ненависти медленно рассеивался и уступал место пастельному розовому оттенку, символизирующему сострадание, и насыщенному розовому, отвечавшему за безграничную сестринскую любовь.
Она тяжело перевела дыхание. На плечи наваливалась черная боль, поглощая даже ярко-красную ненависть. Схватив младшую сестру за руку, она бросилась назад к свету.
В следующий миг обе упали на твердую землю оранжереи. Пурпурные цветы дождем посыпались на них.
Рэйн прижалась к ней и тихо заплакала. Она даже не всхлипывала, будто боялась тревожить бабочек. Викки ласково погладила ее по спине. У нее самой сердце еще не успокоилось, но дышалось при этом намного легче, чем в последние дни. Она рассматривала тени растений вокруг них, которые создавало заходящее солнце. Она чувствовала, что будет скучать по прыжкам через тени. Но она также знала, что никогда больше туда не войдет. Их сила ослабла. А во тьме не таилось ни капли тепла. И, хотя воздух в оранжерее был знойным и влажным, ей вдруг стало холодно. Она прижала Рэйн ближе к себе и ласково вытерла слезы с ее лица. Она уже хотела отвернуться, когда что-то бросилось ей в глаза.
Нерешительно она наклонилась за письмом, которое выронил Джек Вудс, и хотела еще раз перечитать строчки, что написала Рэйн, чтобы разжечь жадность отца Эбби и заманить его в поместье, но тут Рэйн забрала у нее листок и улыбнулась. Затем она подошла к столику Скай, взяла в руки тонкую иглу и закрепила письмо на холсте рядом с коллекцией бабочек ее сестры. Она вытерла слезы и с трудом улыбнулась.
Когда они снова посмотрели друг на друга, во взгляде Рэйн больше не осталось боли.
– Разве это не прекрасный день? – спросила она точь-в-точь как Скай. Вместе сестры медленно вышли из оранжереи на улицу. Вечерний воздух веял прохладой, а нежно-лазурное небо простиралось над ними. Внизу, на сопках, паслись лошади. Вздохнув, девушки глубоко вдохнули и выдохнули.
– Прекрасный день для любви, – согласилась Викки и, оглянувшись на свое отражение в стеклах оранжереи, поняла, что поступила правильно. Ненависть исчезла, зато вернулась сияющая бирюза воспоминаний об их сестре Скай.
Навстречу солнцу
В ночи Темза казалась совсем черной. Бастиан опустил весло в воду. Он уперся ногами в подножку лодки и откатился чуть назад на роликовом сиденье. Гичка бесшумно скользила по воде, и слышалось только хриплое дыхание Бастиана. Он согнул колени, подался вперед и сделал следующий ход. Его дыхание выровнялось, и сердце билось очень спокойно, хотя он прилагал немало усилий, переплывая реку. Как и всегда, гребля его успокаивала. Он следовал за золотым лунным светом вниз по реке, который, как белая краска, освещал гребни волн.
Его мышцы дрожали от напряжения, и он чувствовал, как на коже выступил пот. Наступила осень. Раньше ночами было не так прохладно. Несмотря на это, Бастиан не собирался останавливаться. Он нуждался в гребле. После этого сумасшедшего дня. После этой тяжелой недели.
Он закрыл глаза и снова взмахнул веслами. Вдоль берега неслись тени, и ему вдруг показалось, что он слышит голос брата, который предлагает ему устроить гонку.
Бастиан напрягся. Его движения стали быстрее. Он крепче перехватил весла. Растяжение, изгиб, погружение, прохождение. Вперед и назад. За ним тянулись тени, но он не обращал на них внимания. Они потеряли свое значение. Они больше не были его частью. Так же, как и его брат.
Бастиан вздохнул, и когда он в очередной раз погрузил весло в воду, лопасть весла слегка крутанулась. Вода плеснула ему в лицо, и гичка покачнулась.
Тристан бы сейчас наверняка воспользовался его ошибкой, обогнал бы его.
Бастиан снова тяжело вздохнул. Горло его сжалось, и он попытался отогнать мысль о том, насколько опустошенным он себя чувствовал. На вилле он теперь остался совсем один. Он уже не мог сосчитать, сколько раз за последние дни он приходил в комнату Тристана, долго стоял на пороге и все ждал услышать его слегка насмешливый голос.
Снова весло неуклюже плюхнулось в воду, и Бастиан, тяжело дыша, поднял голову. Он провел рукой по волосам, в то время как гичка постепенно замедлилась. Он не хотел думать о доме. Об этой невыносимой тишине в доме. О Тристане. Он запрокинул голову, словно таким образом его слезы, обжигавшие веки, не могли пролиться.
