Через окна между этажами был виден сад. Листья букового дерева в его дальнем конце уже начали желтеть, семена опадали на газон. На верхнем этаже была спальня родителей и папин кабинет. Внизу – обеденная комната, а ещё ниже, в подвале – кухня. Этот высокий, узкий дом стоял на склоне, поэтому задняя его сторона была ниже передней, и кухня выходила в сад. От этого он, как казалось Тоби, напоминает нору, тесную и уютную. Когда-то дом принадлежал бабушке и дедушке, которых сам Тоби помнил довольно смутно. Причём не лица, а ощущения: аромат сигаретного дыма, который исходил от дедушки, и мягкую бабушкину кожу.
– Пап, смотри! – Тоби посадил Бокскит на кухонный стол. – Я доделал его ночью.
Папа стучал по клавишам ноутбука. Волосы его были растрёпаны, один угол воротника рубашки прятался под джемпером, а второй торчал вверх.
– Что это, милый? – спросила мама. Она делала сэндвичи.
– Бристоль Бокскит, – сообщил Тоби. Изобразив рёв двигателя, он разогнал самолёт по посадочной полосе и поднял в воздух.
– Уйди, Тоби, – пробормотал папа.
Двигатель Бокскита заглох, самолёт мягко опустился, заскрипели тормоза.
– Ты доделал его ночью? – переспросила мама, укладывая сэндвичи в ланчбоксы.
Тоби что-то проворчал.
– Я думаю, что это здорово.
– Мне не важно, что ты думаешь, я хочу, чтобы понравилось папе!
Мама уязвлённо нахмурилась. Тоби было неприятно, но он не понимал, почему. Он подошёл к маме, всё ещё чувствуя тёмную тень плохого сна, похожую на дым, но не зная, что с этим делать. Мама начала наполнять бутылки.
– Мне не нужно две, – тихо сказал Тоби.
– Одна моя.
– А ты не пойдёшь на работу?
– После работы она идёт на этот дурацкий протест, – папа откинулся на стуле и скрестил руки.
Мама состояла в группе экоактивистов: она ходила на марши, выступала против вырубки леса, загрязнения окружающей среды, микропластика в море, поддерживала акции в защиту вымирающих видов животных и растений. Она говорила, что даже мысли об этих проблемах делают ей физически больно.
– Он не дурацкий, Дэвид, – сказала мама обиженно. – Он важный.
– Лучше бы ты потратила эти силы на свою диссертацию.
Мама стояла почти неподвижно.
– Пап, смотри! – Тоби воспользовался общим молчанием, чтобы с жужжанием заложить перед папой вираж на биплане.
– Не сейчас, Тоби!
– У меня получилось так же хорошо, как у тебя? – Тоби не отступал. – Пап? Пап?
– М-м-м? – папа теребил губу, перечитывая написанное.
– Ты сказал, что в моём возрасте строил модели самолётов. Ты сказал, мне нужно попробовать.
Папа поднял глаза.
– Нет, я так не говорил.
– Говорил! – настаивал Тоби. – Ты сказал: «Построй модель самолёта или что-нибудь такое. Мы это делали в твоём возрасте, когда было нечем заняться». Вот точно так и сказал.
Папа несколько секунд смотрел на Тоби. А потом, таким тоном, как будто ему в самом деле был интересен ответ, спросил:
– Ты нарочно ведёшь себя глупо, Тоби? – «глупо» он выделил.
– Дэвид! – воскликнула мама.
Тоби покраснел. Теперь он ненавидел свой биплан с его нахальным пластиковым пилотом в дурацких очках.
Ванная выходила на кухню и тоже была ниже уровня земли. Её дверь открылась, оттуда выплыла крупная женщина средних лет в пышном белом кимоно, расшитом цветами, с тюрбаном из полотенца на голове. Она величественно прошла через кухню, кивнула маме Тоби, самому Тоби и, наконец, гораздо более резко – его папе.
– Доброе утро, миссис Пападопулос, – сказал Тоби.
– Доброе, Теодора, – сказала мама.
– Миссис Пи, – сказал папа квартирантке, которая уже поднималась по лестнице.
Тоби подавил смешок. Миссис Пападопулос бросила сердитый взгляд на папу.
– Дэвид, – прошипела мама, когда миссис Пападопулос ушла. – Пожалуйста, перестань её так звать!
– Это звучит грубо! – засмеялся Тоби.
– Именно, Тобс, – подмигнул папа.
Тоби снова был счастлив.
– Ладно, мне надо работать, – папа захлопнул ноутбук и поднялся со стула.
– Тогда увидимся, когда я вернусь из школы, пап?
– Нет. Днём я буду в министерстве.
– Но у меня протест, – сказала мама. – Кто-то должен быть дома, когда вернётся Тоби.
– Он достаточно взрослый, чтобы о себе позаботиться. Так ведь, Тобс?
– Может, я могу пойти с тобой в министерство?
– Нет, – папа подошёл к лестнице. – К тому же миссис Пи будет дома.
– Не зови её так, – напомнила мама. – И вообще, речь не об этом. Тебе нужно побыть с сыном.
– Не попадись полиции, Хелен, – сказал папа, скрываясь из вида.
Повисла тишина. Мама смотрела сквозь стеклянные двери на сад, сжимая в руках ланчбокс. Там не было ничего, кроме большого бука. Тоби чувствовал, что дурной сон всё ещё не ушёл.
– Ты ведь не попадёшься полиции, правда, мам?
– М-м-м? – Мама отвернулась от дверей. – Нет, Тоби, не попадусь.
– Ох! Папа не допил свой кофе. Я сделаю ему новый.
– Ты опоздаешь в школу.
– Не. Времени полно.
* * *
Отнести кофе наверх оказалось сложнее, чем Тоби думал. Он наполнил чашку до краёв, и теперь ему предстояло преодолеть три пролёта и несколько поворотов. На стене лестницы мелькал свет, играющий с листьями бука. Одно было хорошо: солнце прогнало дурной сон. Тоби донёс чашку до двери папиного кабинета, не разлив ни капли, но его ждала самая сложная часть: надо было поставить чашку на стол. Тоби пролил немного, и по разложенным бумагам расползлось кофейное пятно.
– О, да ради всего!.. – воскликнул папа. – Тоби!
– Прости, пап.
– Ты нарочно ведёшь себя глупо? Зачем ты налил до краёв?
– Я хотел…
– Выйди!
Тоби смотрел, как коричневая жидкость впитывается в бумагу.
– Это твой роман, да, пап?
Папа искал, чем вытереть пролитое.
Он писал едкие, иногда откровенно злые тексты, которые продавал телевидению и радиостанциям, саркастичные статьи для газет, а недавно стал ещё и спичрайтером в министерстве. Тоби нравилось всем рассказывать, что его папа работает на правительство, и нравилось ездить с папой в министерство. Мальчик замечал, что остальные работники любили его папу, звали его «мистер Портер», говорили, какой он замечательный. Но папу больше всего интересовал его роман, которому он посвящал всё своё свободное время: по утрам, вечерам, в выходные. Он даже перестал возить Тоби на лодочный пруд, как раньше. Или хотя бы куда-нибудь. Сколько Тоби себя помнил, папа всегда работал над романом.
