Нам велели стоять у линии и готовиться сесть в подъёмник. Я наблюдаю за тем, как это металлическое орудие пыток приближается к нам. Сэм настойчиво обменивается шуточками с этим пройдохой, и возможно, втихаря суёт ему деньги, чтобы сделать мою поездку как можно более ужасной. Здоровяк, который управляет подъёмником, регулирует и его скорость. Я впервые осознал, что её вообще можно контролировать в подобных механизмах. Просто уверен, что я заметил заговорщическое подмигивание от Хьюэна. Нам пора садиться.
Странно, но всего несколькими мгновениями спустя я решаю рассказать Сэму, что боюсь высоты. О чём я только думал? Я борюсь с этим уже долгое время, но никому не говорил… не хочу создавать шумиху.
Кресло подъёмника приближается. Я оглядываюсь назад. Оно разворачивается на 180 градусов и мчится на нас (ну хорошо, «мчится» может быть лёгким преувеличением). Я чуть отклоняюсь назад и надеюсь на лучшее. Кресло с размаху впечатывается в мой зад, и вот я уже болтаюсь на нём в воздухе, не успев даже осыпать оскорблениями Толстяка-Контролёра! Сэм смотрит по сторонам и улыбается. Да-да, одной из тех самых улыбок. Я смотрю прямо перед собой (наблюдая нашу съёмочную команду), и отказываюсь взглянуть вниз. «Так что, ты боишься высоты?»
«Да. Уже не так сильно, как раньше, но в определённых ситуациях по-прежнему нервничаю. Как сейчас. Так что, пожалуйста, что бы ты ни делал, не раскачивай сиденье!»
Сэм поджидает благоприятный момент.
Мы разговариваем. На самом деле, выходит даже забавно. Я смотрю на окрестные горы. Мы движемся сквозь облако, чтобы выйти из него наверху, в солнечный свет. Ну, вовсе даже и не плохо, думается мне. И тут он начинает раскачивать сиденье. Я вскрикиваю, а может, даже хнычу. Потом включаю свой самый строгий отцовский голос: «Прекрати раскачивать сиденье, Сэм!»
«Прости, дружище. Конечно».
Мы едем дальше. Сэм раскачивает сиденье. Вся эта история повторяется примерно так же всю дорогу наверх, и прерывается лишь моим исполнением песни Misty mountains
[43] из «Хоббита», чтобы прекратить эту тряску.
Сэм
Когда мы подходим к подъёмнику, Грэм сообщает мне, что жутко боится высоты. Я подозревал, что у него будет головокружение, потому-то и устроил этот подъём первым делом. Я сажусь на своё место и говорю, что там удобно, как в кресле. «О боже», – шепчет Грэм, всем весом падая назад.
Мы скользим вверх над склоном горы. «Вниз не смотри», – говорю я ему, наклоняясь и заглядывая вниз.
Грэм. Не делай этого.
Сэм. Вообще, эти сиденья выглядят довольно старыми. Я переменяю вес.
Грэм. Не делай так.
Я наклоняюсь влево и назад, поворачиваясь к Грэму. Он стонет: «Я серьёзно, Сэм».
Он говорит правду, так что я веду себя прилично. Ну, капельку. Я хочу докопаться до истины, кто был у него в комнате прошлой ночью.
Сэм. Ну что, какой девчонке повезло-то?
Грэм. Да не было никакой девчонки.
Сэм. Ну конечно. О'кей, ты говоришь так… О, гляди какой водопад там внизу! Мы дальше будем ехать над водой.
Грэм. Ты решил во что бы то ни стало заставить меня страдать?
Сэм. Да не, так, поразвлечься немножко.
В отместку Грэм начинает петь «Туманные горы» из «Хоббита», и это срабатывает. Он настолько далёк от тройного таланта (когда человек может играть на сцене, петь и танцевать), насколько это вообще возможно. Он вопит, как мартовский кот с прищемленным хвостом. Ой, хватит! «Это даже было в альбоме с саундтреком к фильму, знаешь?» – заявляет он. «Под фанеру», – думаю я. Он утомляет меня историями со съёмок, когда он играл гнома Двалина, а мы тем временем ныряем в облако.
Грэм
«Хоббита» мы снимали на Те-Анау, почти у самой окраины южного острова Новой Зеландии, и с нами были «масштабные дублёры» (многострадальные люди ниже нас ростом, которые в некоторых случаях заменяли основных актёров в роли гномов, и Высокий Пол – долговязый полицейский из Окленда ростом семь футов два дюйма, который замещал Йена МакКеллена
[44] в нескольких ключевых кадрах при съёмках со спины). Это был «вечер талантов», и мы сидели в пабе. Кто-то из местных начал играть на гитаре. Потом другой ударил его по лицу. Один из наших дублёров пониже ростом разобрался с этим субъектом, что вызвало полномасштабную свалку. 13 человек ростом ниже пяти футов дрались с местными фермерами, а гигант ростом семь и два буквально выкидывал народ на улицу.
Такое нарочно не придумаешь.
Сэм
На самом деле, я его не слушаю. Я прокручиваю в памяти мои собственные воспоминания, ведь долина Гленко была первым местом, где я учился кататься на лыжах на снегу. До этого у меня было несколько уроков на сухом лыжном склоне в Эдинбурге, там была смесь грязи, стекла и колючей проволоки, потому что когда ты наворачивался, всегда казалось, что тебя разрежет на кусочки. Я катался с друзьями в туманную погоду, почти такую же, в которой мы сейчас плывём посреди облака; едва можно было разобрать собственную вытянутую руку. Я врезался в знак, который предупреждал: «Опасно! Скалы!», но продолжил ехать дальше и улетел с этих скал футов на 10–15, приземлившись в глубокий снег.
Грэм в шоке. «И что, ты вот просто продолжил ехать? Ну конечно. Необычайно безопасный спорт, правда? Совсем как в костяшки в домино.» Он смотрит на мои руки. «Ни перчаток, ни шапки. Суровый ты парень, Хьюэн».
Я смотрю на него и думаю ровно противоположное. На нём серая кашемировая шляпа, которая, должно быть, просто изумительно мягка на его чувствительной лысой голове, и к этому прилагаются синяя куртка цвета полночного неба в тонкую оранжевую клетку и шарф.
Грэм
Быть может, я и одеваюсь как любитель латте [Сэм. Это ещё мягко сказано!], но позвольте мне описать наряд Горного Козлика. На нём кремовая водолазка с высоким горлом и морская куртка цвета хаки, с овальными деревянными пуговицами – ни дать ни взять Кирк Дуглас в «Героях Телемарка», собирающийся спасать Норвегию во Второй мировой. Могу представить, как он спрыгивает с подъёмника на деревянных лыжах (не, лучше – как его скидывают оттуда) и атакует эти склоны, словно прирождённый мастер (или падает как мешок с картошкой). Вы можете положиться на него даже во время лавины… только, чтобы обнаружить позднее, что он её в первую очередь и вызвал.
Он спрашивает, откуда у меня взялся такой шарф, и приходит в совершенное изумление, узнав, что я купил его в Dovecot Studios
[45] в Эдинбурге. Я спрашиваю, а когда в последний раз он сам покупал себе одежду. Он уклоняется от ответа; небось, ему и подштанники достаются рекламные, на халяву.
