Пьеса сослужила ужасную службу настоящему Макбету, который был своего рода звездой шотландской истории, а не амбициозным психопатом с жаждущей власти женой, любившей мыть руки. [Сэм. Э-м-м… Ну, вообще-то и настоящий Макбет убил короля Дункана. И ещё и его отца!]
Мой первый опыт был самым лучшим. Это случилось в 1989 г. в театре в Данди (Dundee Repertory Theatre). Я тогда только что завершил работу над фильмом «Эрик-викинг» и приехал в Шотландию, чтобы быть с женщиной, которую я любил, – только чтобы оказаться брошенным вскоре после приезда! В итоге в огромной съёмной квартире с тремя спальнями я пребывал… наедине с самим собой. И вместо того, чтобы начать новую восхитительную главу моей жизни с какой-нибудь подружкой, три месяца я провёл там в мыслях, что жизнь вообще – дерьмо.
А потом я попал на пробы в этот театр. Это предполагало занятость на целый сезон. (Печально, что такое ушло в прошлое – актёры в составе постоянной труппы, которые днём разучивают тексты и репетируют одну постановку, а вечером участвуют в другой. Работа трудная, но зато это чертовски здорово, отличная тренировочная площадка.) Когда я проходил прослушивание, на меня смотрели все три режиссёра, и ни один из них не мог взять в толк, отчего же мне захотелось играть в этом театре после съёмок «на большом экране». Думаю, осознать это было непросто, но мне действительно нравилась эта работа, игра на сцене! Мне не хотелось сидеть и выжидать, пока мне позвонят, как это делают множество актёров. И именно поэтому я принял участие примерно в шестидесяти разных пьесах, в то время как многие сыграли только в четырёх или пяти. Я написал и поставил собственный спектакль, я участвовал в экспериментальной постановке, но это был мой первый основательный опыт занятости в театре, и я не мог дождаться начала.
Сэм
Прости, что встреваю, – но да, театр в Данди был мечтой всякого начинающего молодого актёра. Он оставался одним из немногих театров, имеющих постоянные труппы, и любимого актёра можно было увидеть во множестве разных постановок за один сезон. От комедий до новых пьес, фарса и пантомимы. Мне повезло играть там в пьесе «Ромео и Джульетта». К сожалению, не в роли Ромео (её я играл во время обучения в Королевской школе драмы и думаю, что он был предшественником роли Макбета; в этом персонаже можно увидеть некоторые черты раннего Шекспира, элементы комедии и великолепной философской трагедии). Макбет производит впечатление человека более утончённого и опытного, как и сам Шекспир, выросший к тому моменту в опыте сочинения. Но продолжай, Грэм!
Грэм
Макбета играл замечательный шотландский актёр по имени Хилтон МакРэй (женатый на Линдси Дункан). Он остаётся лучшим Макбетом из всех, кого я видел, а повидал я их немало. Хилтон – человек очень небольшой, тонкий и лихорадочный. Директора посетила вдохновенная идея окружить его здоровенными парнями на всех остальных главных ролях. Я играл Банко, Кеннет Брайанс – Макдуфа, а Лиам Бреннан – Малкольма. Все они в дальнейшем сделали выдающиеся карьеры в шотландском театре. Особенно мне запомнилась сцена с призраком, где Макбета посещает дух Банко. На задворках сцены был натянут кусок ткани – тюлевой занавески. И всякий раз, появляясь в виде призрака, я прижимался к ней лицом, растягивая и искривляя её. При смене освещения это и впрямь выглядело жутковато. Как будто само пространство восставало против него. А ведьм играли местные ребятишки. И это было просто завораживающе. С тех пор этот приём повторялся множество раз, но тогда, помню, это было впервые. А проклятие Макбета настигло актёров, когда один из тех детей трагически погиб в автомобильной аварии по пути в театр.
Второй постановкой, где я играл Макдуфа, руководил тот же режиссёр. Его взгляды на трагедию, кажется, изменились вместе с его образом жизни. Он отправился в путешествие в старом фургончике «Фольксваген» с гигантским лицом Будды, нарисованным впереди. Пьесу ставили в психиатрической больнице, где терапией представлялось «выплеснуть всё в игру». Интересная идея – быть может, с актёрским составом получше она бы и сработала. Но за исключением игры тех, кого можно было перечесть по пальцам, включая уже известного Лиама Бреннана, только теперь в роли Макбета, это был весьма удручающий опыт. Лиам был в таком раздражении от актрисы, игравшей леди Макбет, что всё, что он смог сделать, – удержать сцену банкета от превращения в полномасштабную свару. Когда Лиам ехал в тот вечер домой, сидя в своём фургончике, то выпил целую бутылку джина. [Сэм. Я играл Малкольма в постановке театра «Лицеум», а Лиам был там в главной роли. Он просто великолепный и очень глубокий актёр, который никуда не выходит без экземпляра книги Дэвида Мэмета «Правда и ложь: ересь и здравый смысл для актёра» (True and False: Heresy and Common Sense for the Actor) в кармане и сухой улыбки.]
С этим режиссёром я работал ещё один раз, в «Двенадцатой ночи», – постановке, столь раздираемой желчностью и ненавистью, что Орсино и в самом деле отправил в нокаут шута Фесте в кульминационной сцене примирения прямо на глазах у четырёх сотен зрителей. Этот актёр стоял рядом со мной, когда опускался занавес и нас вызывали на поклон, и в это время бормотал вполголоса: «Осталось всего 15 спектаклей!» – счастливые были деньки!
Третья моя инкарнация в «Макбете» состоялась опять в роли Банко. Это была телевизионная версия, и Макбета играл Джейсон Коннери. Джейсон просто замечательный парень, отличный актёр и режиссёр. В этом «Макбете» у него был второй из самых худших актёрских составов по забыванию слов, которые я когда-либо видел (в этом его побил Билли Коннолли из «Хоббита»!). Присутствовать там было тяжко, но в итоге он добился успеха.
Вообще фильм получился очень даже хорошим. А я многому научился там в искусстве снимать кино. Режиссёром в нём был милый парень по имени Джереми Фристон, а продюсером – Боб Каррутерс. Боб сделал себе имя, снимая фильмы в Шотландии и привлекая «инвесторов», которые помогали с деньгами. Дело было в 1994 г., и он запросил по тысяче фунтов стерлингов от каждого такого «инвестора» за то, чтобы появиться в составе актёров массовки. Взамен они получали упоминание в титрах и время на экране, пусть и минимальное. Они даже обед должны были приносить свой, равно как и костюмы. И эти ребята не успевали отдавать ему свои деньги! Они выстраивались в очередь!
Там-то я впервые и повстречался с Чарли Алленом и его бандой. Тогда у него ещё не было шлема штурмовика и мощного байка, но во всех остальных отношениях он был столь же устрашающим. Джереми режиссировал всё, кроме сцен с ведьмами. Одну из них играла Хильдегард Нил, так что в этих сценах режиссёром был легендарный Брайан Блессид
[68].
Я работал с ним трижды. Брайан не пьёт, но просто не может построить предложение без матерщины. Тогда он только что вернулся с восхождения на Эверест (в шестьдесят лет!), без кислорода, одетый в такую же одежду, что была у Джорджа Мэллори в 1920-х (буквально в ботинках с шипами на подошвах и одежде из грубого сукна – определённо он пользовался услугами того же дизайнера по костюмам, что и у нас в ClanLands). И вот он режиссировал сцену с нашим участием, как вдруг застыл и начал таращиться в никуда, бормоча: «Хммм, ааах, оох». Через несколько секунд его внимание переключилось на собравшихся перед ним потрясённых актёров: «Ох, простите. Я на минуту вновь очутился на горе. С высотой, знаете, кровь сгущается. Так что у меня видения».
