Весь мой опыт работы с Брайаном был примерно одинаков. Редко когда я ещё так смеялся, как над теми рассказами, которыми он меня развлекал. Хохотал так, что чуть не описался (опыт, несколько сходный с тем, что пережит из-за Рыжего Психа, но по другим причинам). Как-то раз Брайан набросился на особенно раздражающего актёра – «любителя драмы», который был в составе дублёров. Тот донимал Брайана минут пятнадцать в пять утра во время нанесения грима. Терпение Брайана в конце концов иссякло, и он произнёс тихим, но отчётливым голосом: «Ты милый парень, Джон, но как родился ты посредственностью, так ею и помрёшь. А теперь уйди». В общем, просто легенда. Немедленно прочтите его автобиографию, известную под изумительным заглавием «Absolute Pandemonium»
[69].
Сэм. Это что там виднеется впереди, замок Кавдор?
Грэм. И в самом деле он. И весьма красивый, но что это, подъёмный мост?
Подъёмные мосты всегда наводят меня на мысли о фильмах наподобие «Робин Гуда» (в различных версиях), «Властелина войны» (великолепная кинолента с Чарлтоном Хестоном, если вы вдруг её не смотрели) и «Железного рыцаря» (тоже очень хорошего). Но если ты находишься не с той стороны подвесного моста, то обязательно да приключается какая-нибудь пакость, и чувствую, у этого правила нет исключений.
Мы добираемся до входа на территорию замка Кавдор, где Сэм застревает. Когда эти каменные ворота были возведены в XV веке, не думаю, чтобы тан Кавдора рассчитывал, что через них должен проезжать «Фиат»-отстой. Я ещё за сотню ярдов прекрасно видел, что мы туда ни за что не поместимся. Ширина ворот в лучшем случае пропустит пару лошадей.
Грэм. Мы никогда не проедем через эти ворота.
Сэм. Чушь какая, там же полно места.
Грэм. Да нет, правда не проедем.
Сэм. Перестань ворчать, как бабка.
Мы устремляемся ко въезду – такова неизменная реакция Сэма на все мои сомнения, как и в этом примере, когда в ответ на частичку мудрости меня сравнили с престарелой каргой. Сэм продолжает улыбаться, уверенный, что в последний момент мы съёжимся и проскочим. И тут он врезается в опоры по бокам каменных ворот. Законы физики наконец-то достигли его мозговых клеток.
Сэм. А что, если мы сложим зеркала заднего обзора?
Грэм. А что, если я просто взорву эти ворота? Или, быть может, фургончик?
Он не смеётся.
Сэм. Не думаю, что мне нужно сдать назад.
Это первое из всего им сказанного, с чем я согласен всем сердцем. Сдавать назад было бы безумием. Так что вместо этого мы сидим, уставившись на ворота, как будто совместными усилиями наших взглядов они могут расшириться. «Ну, вы где там?» – раздаётся голос Мишель, нашего продюсера, из портативной рации.
Сэм. Мы… эмм… не можем проехать.
Я сижу, обхватив голову руками. Ни с одной из моих дочерей – ни семилетней Хоуп, ни тринадцатилетней Онор
[70], – не так сложно справиться, а ведь они проверяли меня на прочность. И это уже становится обычным делом, ведь накануне вечером я наслаждался восхитительным поздним виски, перед тем как был бесцеремонно выгнан на улицу – спать в палатке на вересковой пустоши посреди Нагорья. И зачем я так сам с собой поступаю? Сэм, как обычно, не выказывает ни малейших признаков похмелья. На краткий миг мне даже становится любопытно, а вполне ли он человек (я смотрел «Мир Дикого Запада»). Никто не может выпить столько, сколько поглощает он, и безо всякого видимого эффекта. Даже мешков под глазами нет. А ещё у него есть Венди с её волшебным гримом. Готов поспорить (надеюсь), что сперва он был похож на того, кого оставляли на Эйлен-Мунде
[71]. Это всё тональный крем и прочая штукатурка.
Внезапно я замечаю табличку, торчащую из земли перед нами. Перед самыми нашими глазами.
МАРАФОН, ЗАМОК КАВДОР, 14 СЕНТЯБРЯ 2019 г.
Грэм. А какое сегодня число, Сэм?
Сэм. Я застрял в воротах, а тебе приспичило узнать, какое сегодня число…
Я указываю ему на троих мужчин в жилетках с номерами и в очень коротких шортах, которые буквально протискиваются мимо нас в ворота.
Я никогда не бегал марафонов, памятуя о том факте, что первый марафонец, который преодолел эту дистанцию после одноимённой битвы в 490 г. до н. э., чтобы принести весть о победе, упал замертво сразу на финише. Сэм, конечно же, пробежал немало марафонов. Вероятно, он участвует в каком-нибудь прямо сейчас, пока вы читаете эту книгу. Или, быть может, карабкается на вершину Мунро с бутылочкой Sassenach, просто на всякий случай, вдруг удастся впарить её кому-нибудь там на вершине?
Сэм говорит «марафон». Я говорю «латте». И совиньон блан, и удобные тапочки…
Пусть даже я и не наторел в мире забегов на несуразные дистанции, но полностью осознаю, что бегунам-марафонцам вовсе не по душе идиотские фургончики, перегораживающие их маршрут. Представляю себе, как они на ходу уже несколько миль, выбрали ровный темп, не желая перенапрягаться раньше времени, и вот – на тебе, какая-то парочка засранцев припарковала свой фургончик в единственном входе на территорию замка. Мы не едем ни вперёд, ни назад, оставаясь неподвижными, пока Сэм ободряюще машет рукой бегунам, выражения лиц которых меняются с тихого неверия до неприкрытой ярости.
Меня никогда не перестаёт изумлять то, как много людей пускается на подобное добровольное самоистязание. Нет, я и сам всецело за тренировки. Мне нравится гулять на природе, ездить на велосипеде (современном велосипеде), спортзал (в некотором виде), но этих марафонцев буквально сотни и сотни. [Сэм. Грэм, это называется «упражнения», и там придётся попотеть.] Некоторые из бегущих на нас людей выглядят вполне подходящим образом, движутся проворно и будто бы без усилий, словно воины-масаи; другие же кажутся на волосок от обширного инфаркта.
И весь этот их упорный труд заставляет меня почувствовать себя голодным. Я разворачиваю шоколадный батончик, откусываю от него кусочек и выглядываю в окошко как раз в тот момент, когда двое бегунов показывают мне средний палец. Это абсолютно невыносимо, но я слишком устал, маюсь похмельем и совершенно выхьюэн-тан, чтобы меня это волновало.
Интересно, а прибытие короля Дункана
[72] тоже было таким?
Сэм
Бам! Фургон подпрыгивает на бордюре. Наш звуковик Мерлин взлетает в воздух, каким-то чудом никогда не теряя контроль над своим пушистым микрофоном. Я слишком резко повернул, и на долю секунды мы оказываемся на трёх колёсах. Странным образом я надеюсь, что МакТи не заметил, но, конечно, это не так. Он ухмыляется мне, что раздражает ещё больше, чем закатывание глаз или хватание за сумочку с хихиканьем. Ну вот опять. Улыбается в сторону. Всё хорошо, Серый? Он сегодня не вполне в себе.
