Я позволяю ему сделать небольшой перерыв, чтобы перевести дыхание, и на этот раз помогаю крутить педали, и мы начинаем набирать скорость – и это просто фантастика. За поворотом тут начинается небольшой спуск, который Серый Пёс хочет использовать, чтобы просто скатиться вниз (то есть отдохнуть). Я кручу педали со всей силой, но он начинает давить на тормоза и обзывает меня недоумком. [Грэм. Балбесом.]
Мы останавливаемся. «Нет, хватит. Я истощён. Чёртов велосипед абсолютно не работает. Я имею в виду, кто вообще в здравом уме взял бы такое? Просто хлам. Совершенно бесполезный». Он разражается гневными тирадами, и мы все ждём, пока пар, валящий из его ушей, не рассеется.
Я прячу улыбку и стараюсь не встречаться взглядом с Венди, чтобы не прыснуть со смеху, – она уже видела закидоны нашей дивы на съёмочной площадке «Чужестранки», и это именно то, что порой нужно в качестве стимуляции для уставшей съёмочной команды и актёров – великолепное зрелище того, как кто-то порет горячку. Мы живём этими взрывами настроения, потому что все находимся на грани, припёртые к стенке усталостью и нещадным графиком работ. Венди и команда операторов подают мне знаки, что всё хорошо. Мы получили то, что хотели: золотую комедию от мистера Крикуна.
И прямо тогда Мерлин (звуковик, который у нас летал по фургончику из-за моей манеры вождения) решает, что ему непременно нужен звук поворачивающихся колёс велосипеда. Он запрыгивает на заднее сиденье тандема и даже не придерживает его руками, и укатывает вдаль вместе с резонаторным ящиком и телескопическим микрофоном. Вот как оно делается, Серый Пёс.
Грэм. Это бредни человека, находящегося под галлюциногенной наркотой.
«Грэм, кажется, велосипед вполне рабочий», – произношу я с усмешкой. Но Грэма уже нет, он уже жуёт протеиновый батончик в нашем доме на колёсах, ворча о боли в заднице. Думаю, он может наконец-то сообразить, что эта самая «боль в заднице» – это на самом деле я!
Боевой дух Грэма восстанавливается только при виде автофургончика с бургерами на обочине вдали. Ворчливый гном-переросток чопорно вышагивает к нему, и на нём по-прежнему зажимы для штанин, чтобы ехать на велосипеде. Он заказывает что-то огромное, покрытое тестом. Это обед? Или 11-часовой утренний перекус? От завтрака прошло не больше полутора часов. Он с голодом вгрызается в свой бежевый предмет восхищения, разбрасывая крошки. Торговые автофургончики в Шотландии не такие, как в Америке. Или как во всём остальном мире. Здесь нет севиче, рыбных тако, булочек со свининой и вездесущих грузовиков корги. Шотландские автофургончики более просты – представьте тележку с едой в междугородном поезде-экспрессе или засаленную придорожную кафешку.
В первом и втором сезонах «Чужестранки» питание для актёров и съёмочной команды не было толком отлажено. В Америке эти службы восхитительны: омлет, пицца, сладости, стойки с латте для Грэма и прочие перекусы доставляют весь день. Но так легко набрать лишний вес и потом обнаружить, что с трудом влезаешь в костюм, который до этого был впору! Как бы то ни было, в «Чужестранке» продюсеры решили, что команда будет работать лучше, если их кормить поменьше… По традиции единственный перекус был в пять вечера, когда привозили сэндвичи с белым хлебом, которые обычно до этого несколько часов торчали под дождём на столе, и на них временами нападал странноватый и вечно голодный парень-осветитель. Оставались только самые непривлекательные и промокшие.
Другим «гвоздём программы» была коробка с печеньем «семейного» размера, и её полагалось разделить на сотню или около того людей в команде. Не то что бы я говорил, что мы ожидали большего или считали это небрежным отношением к нам, но съёмочная команда работала долгие часы, обычно при любой погоде и на свежем воздухе. «Все четыре сезона в один день», – вот как описывают условия для съёмок в Шотландии, но на самом деле почти всё время зима, и лишь отдельными проблесками появляются весна, лето и осень. Проливной дождь, грязь и ветер – такими были метеорологические декорации к первому сезону, и я помню, как мы с Катриной отправились за завтраком к фургончику с питанием. Было ещё темно и ветрено, временами налетал дождь. Катрина только недавно приехала из Лос-Анджелеса, а раньше была моделью, и я подумал, что она может оказаться не готовой встретиться лицом к лицу с полным шотландским завтраком из жареных яиц, четырёхгранных колбасок, бекона, картофельных оладий-сконов (вкуснятина!), запечённых бобов, тостов и хаггиса в пять утра.
«Чохотите?» – вопросительно гавкнул бледный, как тесто, грубоватый повар со своим глубоким глазговским акцентом.
«Эм… а что у вас есть?» – спросила Катрина, аккуратно беря в руки пенопластовый стаканчик с чёрной жидкостью, которая не имела ничего общего с кофе. Он был едва тёпленьким и противным, но в такой час, на берегу озера Лох-Лонг в кромешной тьме и под дождём мы не собирались жаловаться на переутомившегося от работы повара.
Он посмотрел на Катрину с недоверием. Кто в здравом уме не знает, что может быть в меню на завтрак?!
«У нас есть бобы, колбаски, хаггис, бекон, яйца…» – он собирался перечислить весь список ингредиентов завтрака для закупорки сосудов.
«Я буду яйцо», – ответила Катрина, и у меня возникло ощущение, что она не столько голодна, сколько не хочет показаться невежливой.
«Жареное, сваренное вкрутую, яичница-болтунья…» – опять затянул он, одной рукой помешивая горшок с густой овсянкой.
«А можно сваренное в мешочек?» – попросила Кэт.
Повар моментально перестал помешивать кашу, поднял брови и выразительно посмотрел на своего младшего прыщавого помощника.
«Э-э-э, ну да», – нехотя согласился он.
«А у вас есть авокадо»? – с надеждой спросила Кэт.
Наступила тишина, которую прервал только шум генератора, подающего электричество для неоновых ламп. Налетел порыв ветра, и помощник повара повернулся к нам спиной и углубился дальше в свою работу по нарезанию ломтей белого хлеба.
«Аво… что?» – повар наконец облокотился на прилавок, чтобы посмотреть Катрине прямо в глаза, оставив свой чан с овсянкой брезгливо булькать и плеваться.
«Авокадо… знаете, это такое…»
«Ох, ладно. Сейчас посмотрим, что можно сделать», – без малейшей нотки надежды в голосе он отвернулся, а я подёргал Катрину за рукав.
«Мы найдём тебе что-нибудь», – попытался подбодрить я её, не уверенный, что повар вообще знал, что это за фрукт или что он сможет отыскать авокадо в пять утра на богом забытой обочине отдалённого городка Аррохер на берегах озера Лох-Лонг. В итоге Катрина на самом деле получила своё сваренное в мешочек яйцо и половинку авокадо в шкурке, и получала точно такое же питание почти целый год, не желая расстраивать ребят из службы питания или просить что-то другое, чтобы они не сочли её трудным клиентом или не маялись с тем, что не могут её понять.
Итак, служба питания была так себе: Грэм делался голодным, а нам приходилось ощущать на себе всю тяжесть его пренебрежения. Нужно было что-то делать, и это было сделано! После многочисленных жалоб из местного магазинчика Теско доставили маленький промокший пакет с разными батончиками вроде «Кит-Ката» и подобных, иногда перемежавшихся чуть более «здоровыми» плитками мюсли в йогурте. И всё это таскал при себе в кармане ветровки маленький и заботливый, но при этом ехидный рыжеволосый помощник режиссёра. Когда бы ни пришло время, Грэм будет накормлен! Однако потребовалось бы ещё несколько лет на то, чтобы мы смогли предоставить что-то хоть чуточку более полезное, и к тому моменту Грэм уже помер бы.
