Эта мысль заставила все в нем похолодеть. Он взял конверт, запечатал туда скудный листок и подписал адрес.
«Священная Империя Галивар. Рейна на Вилле. Улица императрицы Валерии (Старая Глинная) Шестой дом от арсенала по каналу кронпринца. Дом Барона Фредо. Терезе…
Он остановился и, сжав зубы, вывел «Фетаро».
Несколько секунд смотрел на фамилию и ему снова захотелось сжечь письмо. Но он знал, что не сожжет.
Когда Адар вернулся в комнату, Ретт небрежно отдал письмо ему.
— Отправь это при случае.
Сухой кивок был ему ответом, и письмо исчезло в нагрудном кармане.
* * *
Жан целовал Джаю, спрятавшись от всего мира в темной части двора, на заготовленной к зиме поленнице. Ласки их были совсем невинны, Жан прекрасно знал, что хоть оборотни и прогрессивны и открыты к разным отношениям, в Маркии девушки очень скромны. Поцелуи и то была большая вольность со стороны Джаи.
Он отстранился и улыбнулся ей, она нежно коснулась его губ, словно скрепляя их волшебной печатью.
— Завтра солнце будет палить. — Джая посмотрела на звезды. — Видишь? Красные.
Жан удивленно посмотрел вверх.
— Признаться, нет. Не вижу.
— Ты плохо видишь. Человек. — Джая пригрелась в его объятиях и Жан с трепетом ощущал кончиками пальцев на ее голой спине ту самую родинку, что так волновала его взор. Теперь он мог ее коснуться. Ему было позволено.
— Джая-да…
— М?
Он не посмел продолжать.
— Что? — Она отстранилась, заглядывая ему в лицо.
— Мне стыдно говорить это.
— Мне ты можешь сказать все.
— Ретт считает, что ты… используешь меня. И хочет пойти с нами.
Она опечалилась.
— Прости. Прости, я не думаю так! — поспешил заверить ее Жан. Он жарко поцеловал ее руку. — Джая, я полностью доверяю тебе. Ты мне веришь?
Она кивнула, но обида из глаз не ушла.
— Он злой. Он гадкий! — резко сказал она. — У него нет сердца вот и не может понять! Только власть и сила его манят.
— Это не так. Будь снисходительна. Он оборотень.
— И что? Я тоже оборотень, но я же не боюсь!
— Потому что ты бесстрашна. — Жан расплылся в восхищенной улыбке. Джая снова погрустнела.
— Но не в бою. — сдавленно сказала она и спрятала лицо у него на груди. Жан погладил ее по темноволосой голове, провел пальцами по толстой сплетенной косе.
— О чем ты?
— Я испугалась! — прошептала она ему в рубашку и с силой сжала ткань. — Тогда в драке. Их было так много тех оборотней и я испугалась. Какая из меня альфа-волчица, если я трусиха? А он не испугался. — Жан слышал, как ей тяжело признать за Реттом хоть какие-то положительные качества.
— Он воевал. И учился сражаться, а ты нет.
— Нужно было мне учиться вместе с братьями. Каждый рассвет идти с ними. Но кто же знал, что я останусь одна? Я была их маленькой госпожой. Меня баловали. Рушта катал меня на плечах даже когда мне было двенадцать… — она снова тяжело вздохнула. — А теперь его нет. Никого нет. И все из-за князя! Он слал волков на смерть десятками! А теперь еще и эта сыворотка! Почему всем плевать, Жан? Почему? Почему мы должны слушаться безумца? Где все те, кто подписывал союз? Где все другие стаи? Где войска людей? Никто не поможет нам. Никто… Только Шеферды и то, только в надежде забрать мою семью. Угнать их в Галивар, как скот гонят по пастбищу. Пожалуйста, хоть ты помоги мне.
Жан успокаивающе гладил ее по голове.
— Я помогу тебе. — пообещал он в сотый раз. — Я сделаю все, что смогу. Но не будь так жестока к Ретту. Он заботлив. Он верный друг и он поможет нам.
— Я ему не верю!
— И напрасно. Впрочем, он тоже не верит тебе.
— А мне ты веришь?
— Конечно.
Джая коснулась его лица. Жан смущенно отстранил ее руку. Она хотела потрогать правую сторону и он, как обычно, смутился. Он знал, что она уродлива.
— Ты вылечишь себя?
— Если тебе угодно.
— Вампиры не будут больше угрожать тебе, если ты останешься в Маркии, со мной. Моя стая тоже может защитить тебя.
Жан отвернулся и посмотрел в темную маркийскую степь.
— Что? Я что-то не то сказала? — встревожилась Джая.
— Нет. — Жан изобразил улыбку. — Нет, я благодарен тебе. Спасибо.
— Ты злишься, книгочей. — Джая взяла его лицо в ладони и заставила посмотреть на себя. — Я же чувствую тебя всем сердцем. Что тебя тревожит?
Жан посмотрел в ее лицо полное нежности и любви. Никто еще не смотрел на него так. Ни одна женщина. И ни к одной женщине он не испытывал такого. Но Джая была оборотницей. Откуда ей понять его, просто человека уставшего быть слабым.
Жан ничего не сказал. Просто улыбнулся, притянул ее к себе и поцеловал.
Глава 17. Чужая стая
За завтраком Ретт первым делом потребовал у Адара обратно свое письмо. Как он мог быть таким идиотом, чтобы написать его! Да еще попытаться отправить почтой, чтобы Фетаро прочел и посмеялся над ним в своей гостиной.
— Прости, Ретт, утром проезжала почтовая карета и я отдал письма.
Эверетт понуро вздохнул. Что ж… значит судьба. Ему стало удивительно безразлично это письмо, как только оно исчезло. Теперь в чьи бы руки оно не попало, этого было не миновать. Плевать! Может, затеряется по дороге. Почта ведь работает из рук вон плохо. Да еще из Маркии в Галивар. На нем же не было его графской печати, так что обойдутся так же, как с письмом какого-нибудь лавочника.
Они собрались и снова пустились в свой медленный путь. Через два дня пути встали на постой в маленьком городке. Форпост маркийской армии был неподалеку.
Ниран Рабах хвостом ходил за племянницей и безропотно исполнял ее приказы. Так же в рот девчонке преданно заглядывал взрослый Халид Рабах, да и вся родня смотрела на Джаю с обожанием и трепетом, а раз она ненавидела Ретта, то он становился в их глазах изгоем, чужаком и врагом.
Эверетт ни за что бы не поверил, но его это задевало. Он привык быть в стае, на своем месте. И оказаться вокруг враждебно настроенных оборотней было для него ужасно тяжело.
Он не боялся их, хоть и знал, что тут около пятидесяти матерых волков-мужчин и справиться с ними у него нет ни единого шанса. Его фамилия и титул, стая Шеферд, которая незримая стояла за его спиной, защищала его и хранила даже тут, в далекой Маркии. Но ему мучительно не хватало той самой стаи. Поддержки. Опоры.
Жан с легкомысленными романтическими мыслями его раздражал, все Рабах смотрели на него как на забредшую в стаю гиену, оставался только Адар, но и с ним Ретт не был ни близок, ни дружен.
