Он никак не показал, ни интонацией, ни мимикой. Но я почувствовала. Как сильно по нему это ударило. Он снова закурил, равнодушно глядя перед собой. Такой же взгляд был тогда, в тот вечер, перед встречей с Сергеем и Мариной. Такой же взгляд. Отрешенный. А за ним боль. Только вот привычной для него ответной агрессии на боль не последовало. Что подкосило, потому что я понимала, почему нет этой агрессии. Испытала уже.
Я думала сделать именно так. Сыграть на чувствах. Пребывая в уверенности, что… до всего этого… господи… да что мне делать, блять?!
Всхлип прорвался. Не среагировал. Я торопливо пыталась взять себя в руки, давилась дымом, но меня тупо разрывало изнутри. Потому что я предала уже всех. В том числе и себя.
— Иди сюда, а… — рванул за плечо, вжал в себя и терпеливо сносил мои взбрыки с попытками отстраниться, обзывательствами и истерикой.
Дождался, когда вымотает настолько что безвольно обвиснув, затихну, уже полностью опустошенная. Впихнул бутылку воды, заставил почти ополовинить. Потянулся к бардачку и достал бумаги.
— Ну так что. Я объявляю капитуляцию, скудоумная. На, блядь. — Впихнул мне в руки бумаги и откинулся на сидении, тяжело глядя в мое растерянное, опухшее от слез лицо. — Против тебя я идти не стану.
— Это что? — никак не могла сложить буквы в слова, а слова в предложения.
— Мое заявление о выходе из состава учредителей «Тримекса». Подписывай давай, поеду твоему папаше в рожу швырну и братцу пинка дам, чтобы на уши не приседал больше. Ты иди вещи собирай, послезавтра на Бали, вылет в десять по Москве. Пару теплых вещей возьми, погоду смотрел, дождь там обещают. Все, домой пиздуй. И жрать приготовь, через час приеду.
— Лисовский… ты… не поеду я никуда… — абсолютно растеренно посмотрела в его злое лицо.
— Поедешь, сука. Ты со мной поедешь. Или я тебя по частям на Бали повезу. В разных сумках. У меня тут горе, я войну проиграл, меня надо пожалеть. Вот иди нахер домой и готовься. Приеду, будешь меня жалеть. Иди давай, чего рот разинула?!
— Это чего опять расчет какой-то? — всхрапнула я, во все глаза глядя в его лицо.
— Слышь, Пуаро, блядь… Ты уже вон провела расследование так, что я на девяносто шесть миллионов попал, и это я еще минимально прикинул, иди нахер домой, пока я тебя не придушил. Приеду, будешь за каждый рубль натурой платить. До конца жизни. И кольцо чтобы одела, а то гвоздями нахуй прибью. Чего, блядь, сидишь, глаза таращишь?! Время деньги! Иди отсюда я и так с тобой попал во всех смыслах!
— Ром, не надо… я с папой поговорю, не выходи из «Тримекса»… — напугано пролепетала я, глядя как Лисовский просто теряет человеческий облик.
— Сказал, блядь, не соваться вообще! Что ты опять лезешь?! Сунулась уже и я чуть не застрелился! Хватит с меня! Иди домой, сука ты такая!
— Ром…
Он меня послал нахуй на четырех языках и фактически выпинул из машины. Полиглот хуев. Смотрела вслед его машины с визгом и заносом стартовавшей с места и зло утирала тупые бабские слезы.
Приехал действительно через час. Злой, как мегера. Прямо в обуви прошел на кухню достал из холодильника черный ром и стал хлестать из горла.
— Что… там? — неуверенно спросила я, стоя у косяка.
— Ничего. — Метнув на меня злой взгляд, ответил он. — Папаше чуть в глотку не запихнул сраное согласие о выходе из учредителей и сказал, что если еще раз дернет тебя, хоть один раз, глотку всем перережу нахуй. И чтобы к свадьбе готовился морально. И материально. Сука. Где еда? Жрать хочу. Где, блядь, еда? Заебало все… Пошли в спальню, жалеть меня будешь. И отрабатывать.
— Ром, пошли покурим? — сглотнув, неуверенно предложила я.
— Пошли! Хотя хуй тебе, ты не куришь. И не бухаешь. И сидишь вообще молча. И не двигаешься. Никогда. Сука да меня сейчас порвет от злости! Вы мне всю душу выебали, Ракитины! Дай мне сигареты!
Он с громким стуком опустил бутылку на подоконник. Я, вдохнув и выдохнув, подошла к нему.
— Ром… — дрогнувшим голосом и обняв его со спины. Сердце у него билось просто бешено.
Уперся рукой в стену и опустил голову, прикрыв глаза. Его чуть подрагивающие пальцы накрыли мои кисти, скрещенные у него на груди. Так простояли довольно долго. Его дыхание почти выровнялось, а сердце забилось ровнее, пусть еще учащенно. Его голос негромкий и хриплый разрезал тишину:
Умеешь ты, чудо… В пизду, реально думала, что я тебя отдам? Правда? Опять эмоции над мозгами возобладали? Это что же ты обо мне думаешь, если поверила, что я бы тебя засадил? Ладно папаша твой, я годами там над своим образом работал и он в это поверил, это естественно и нормально в той ситуации… Но ты-то куда?
— Прости…
Глава 14
В тот день мой телефон молчал. Я понимала, что больше так продолжаться не может, что у меня крыша съедет. Ромку перекосило от моего предложения поговорить вчетвером. Он по-змеиному улыбнулся и начал мне объяснять, почему именно идея плохая. После трех его предложений все внутри связалось в тугой ком, и я достигла предела. Затрясло, я встав с постели на неверных ногах куда-то пошла. Он перехватил у выхода из спальни, заглянул в глаза и почему-то побледнел. Помрачнел и сказал, что согласен.
Я трусливо сообщила Киру в смс, что нужно встретиться завтра вечером. Он ответил кратким «ок» и меня опять затрясло. Однако, встретились мы гораздо раньше.
Ночью, во втором часу, у Лисовского зазвонил телефон.
Я успела заметить на экране «Кирилл Ракитин» и у меня ошиблось сердце. Ромка мягко отстранил меня и, взяв трубку, ушел в кухню. Я на цыпочках пошла следом и с тревожно колотящимся сердцем застыла у плотно прикрытой двери:
— …Это я знаю, сразу к основному давай… Е-е-ебаный рот… — в напряженно тянущемся мате Лисовского при разговоре с моим братом слышать шок было непривычно и пугающе. — Куда? Это на Суханова которая? А по поводу водилы что? Есть адвокат нормальный, могу заслать сейчас. Да. С этим я тоже решу, не напрягайся. — Тут я вообще обомлела, почувствовала, как ускорилось сердцебиение и похолодели пальцы. — Ладно, да, сейчас… Ага, конечно, ты совсем меня дебилом считаешь? Все, не кипишуй. Скоро будем.
Я торопливо побежала в спальню. Ромка вихрем ворвался следом и сразу начал одеваться, велев сделать мне тоже самое и разговаривая с кем-то по телефону и называя адрес почему-то торгового центра.
Из квартиры выходили почти бегом. Меня не оставляло предчувствие, что случилось что-то ужасное. Когда сели в машину и он выехал с парковки, я трусливо попросила рассказать, что случилось. Попросила, а сама испугалась. И испугалось еще больше, потому что он не ответил.
Ромка гнал машину по пустому шоссе в сторону центра и молчал. Меня начало мелко потряхивать, потому что уже не осталось никаких сомнений, что что-то случилось.
Он молчал до момента, когда свернул на парковку торгового центра, где ожидал черный Прадо, и еще несколько машин, которые стояли прямо за джипом. Там, рядом с автомобилями стояла группа мужчин, обернувшаяся на подъезжающий Мерин Лисовского. Я думаю, Ромка намеренно остановился отдаленно на абсолютно пустой парковке, и, рявкнув, чтобы я сидела в машине направился к компании. Я приоткрыла окно, но ни черта не услышала, когда Лисовский подошел к ним, поздоровался и стал о чем-то говорить. Они стояли минут двадцать, потом Ромка пошел обратно к машине, и те люди тоже стали разъезжаться. И разбежаться очень быстро. Торопливо, я бы сказала.
