Это моя комната с детства, но с недавних пор здесь появлялся редко.
Накинул шорты, предварительно выудив из длинного шкафа-купе. Футболку набросил на голое тело и пошел умываться: волосы и лицо намочил с целью взбодриться. В зеркале отчетливо просматривались опухшие веки и красные полопавшиеся капилляры на белках глаз. Я мягко говоря напоминал «красавчика», немудрено, что каждый второй считал алкоголиком или наркоманом.
На кухне нашел своих женщин, одна сидела на стуле в цветастом сарафане и смотрела, склонив белокурую голову к себе на колени. Покаянно. Признавала себя неправой из-за вторжения на частую территорию — комнату.
Обреченно вздохнув, громко произнес:
— Иди, включай красавицу! — махнул на дверь. Анжела, не поверив услышанному, подняла глаза, заулыбалась как будто ей подарили килограмм дорогих, вкусных лакомств. — Я скоро буду, с твоей мамой только поговорю.
Сестра возле плиты жарила что-то вкусное. На запах определилась картошка — это другой разговор. Уселся за стол, локти поставил на поверхность и подпер кулаками щеки.
— Прекрасная Елена, жрать хочу! — а потом спросил, отметив, изменения в сестре — она убрала темные пряди волос в пучок и надела черные, спортивные, теплые штаны, а сверху водолазку. — Куда собралась?
— Смена. Посидишь с Анжелой или вызвать няню? — сестра наморщила свой мышиный нос. Сразу дала понять, что второй вариант ей крайне не подходит, как впрочем и мне.
— Только посторонних не хватало, — буркнул, в сотый раз зевая.
Тогда же мне поставили огромную тарелку с жаренной картошкой и куском сочной говядины с кровью. В процессе еды вилкой едва не ткнул себе глаз.
— Поздравь с тридцать первым приводом к Карателям! — засмеялся сам над шуткой. Сестра не разделила оптимизма и юмора, скептически осматривала мое лицо. Обеспокоенно на предмет ушибов или ссадин. Не туда смотрела, радость моя, у меня не лицо, а тело — один сплошной синяк.
Руки убрал от тарелки и сложил под грудью, улыбаться больше не хотелось. Приступил к оценке слабого объекта перед собой.
Жалостливая слишком сестра, такая мягкая… Может, рождение дочери в свое время на нее повлияло и сделало тряпкой? Вот этим созданием — бедной сироткой. Брови хмурила, губы поджимала. Страстно мечтала что-то сказать в мой адрес, но боялась или знала — не послушаю.
Как будет задерживать сегодня на смене Клейменных? Если у нее опять проявилось это ужасное состояние тряпки.
Я начал давить на сестру:
— Задержали за нарушение общественного порядка в парке университета. Отвели целую толпу в Темный дом, там я подрался с одним мажорчиком и нас сопроводили в нижние камеры. Ух! — засмеялся наигранно для сестры. Очень весело улыбался для родственницы, будто мне на самом деле приносило искреннее удовольствие получать дубинками по спине. А ведь она верила...глупая.
Сестра резко встала со стула, и пошла наливать чай, скрывая нервозность за посторонним занятием. Не выдержала психологического напора, а я продолжил дальше:
— Скука смертная, ни один волосок не дернулся. Ольгердович прав, надо что-то посерьезнее придумывать. Во-первых, полная антисанитария, вонь на весь подвал. С этим надо что-то делать. Но вот то, что камеры открытые — это хорошо. Крики и жалобные стоны сводили с ума по-настоящему. Всю ночь мечтал вырваться из оков и пристрелить каждого Клейменного, который мешал спать. Представляешь! В кандалах пытался заснуть! — поднял обе руки вверх над столом, демонстрируя, как это было.
Кандалы представляли собой две цепи с отверстиями для запястий, которые свисали по середине камеры с потолка.
Если присаживался на бетонный пол и пытался заснуть, то руки были вертикальны, от чего очень сильно затекали. Я выбрал — заснуть стоя, опершись о холодную стену, но с конечностями, опущенными вниз.
У сестры при рассказанных подробностях кружка вывалилась из рук, едва не разбилась о паркет, но благо выдержала удар. Зато заварка вылилась на светло-коричневую поверхность пола. Грязной, коричневой лужей, подтверждая, какая сестра испуганная и нервная.
Елена подхватила тряпку с раковины и присела на пол.
— И это моя двоюродная сестра! — вынес приговор. Рукой провел в воздухе. Показал на склоненную сестру...на полу...коленями на полу...как жалкую Клейменную.
— Гектор! — выкрикнула она и тряпкой хлестнула по полу. Ударила. Выместила злость на поверхности. — Сколько можно!?
Едва сорвалась, сразу опустила испуганный взгляд на пол. За миг до ее выкрика рассмотрел заблестевшие на черных ресницах капли слез.
— Ты презираешь меня!? — озвучила она холодную истину.
Шмыгала носом, пока протирала пол тряпкой, который давно высох.
А я пальцами постукивал по столешнице, отбивал ритм песни и кивал головой под звуки в голове. Басы создавали определенный боевой настрой.
— Rozenrot, O! Rozenrot! — пропел голосом нашумевшего рок-музыканта. У певца очень низкий и мощный голос, утробный. А клип к песне примерно год назад взорвал телевидение. Мужчина пел, пока босыми ногами наступал на холодные, деревянные доски эшафота. Перед оравой беснующейся толпы, с руками, завязанными за спиной, гордо передвигался и тихонько пел перед смертью. Ровно вышагивал, гордо, не склоняя головы к одинокой петле-виселице. Стая воронов летала над его головой в предвкушении, в ожидании момента, когда можно будет сожрать мертвечину. Мужчина изображал Клейменного.
С недавних пор песня считалась гимном Карателей.
Сестра, по-прежнему сидя на полу привалилась, спиной к кухонным шкафчикам, ноги подтянула к себе. Смотрела на фиолетовый стол безжизненным, потухшим взором, как и до разговора.
Я перестал выбивать ритм песни и ладонью хлопнул по столу, словно убивал надоедливую муху.
— Когда я кого-то ненавижу, тот обычно бесследно исчезает. Такое хнычущее, сломанное существо, как ты, еще способно сражаться с Клейменными? Не позорься, уйди из Карателей. Ты не способна выполнять свои непосредственные обязанности.
Сестра посмотрела исподтишка побитой зверушкой, а потом не выдержав слов обвинений, покорно опустила блестящие от невыплаканных слез глаза.
— Глаза опустила! — не удержался от комментария. Неприлично указал пальцем на родственницу, как на прокаженную. — Когда Клейменные опускают глаза, это значит, что они сдались и скоро самоликвидируются. И ты, Елена, сдалась из-за какого-то ушлепка. Где твой Единственный? Где бродит, пока ты растишь одна свою дочь? Развлекается со следующей женщиной? Хочешь освобожу, уберу вашу связь? Убью его?
Сестра неожиданно набралась смелости, поднялась во весь рост и стала пальцем указывать на меня.
Удивительно, едва сидела сопли жевала.
Пять лет назад Елена образовала связь с одним...кхм-кхм-кхм, промолчу, лишний раз не хотелось бы материться. Ее «единственный», сделал ей ребенка и оставил одну, а по закону округа Единственный нес ответственность за свою «запечатанную». Ему мало показалось одной запечатанной, ушлепок, запечатал еще одну и сделал той ребенка.
