Три ветви считаются равнозначными, но на самом деле кто сильнее, тот и прав, поэтому естественно владельцем округа считается зам начальника Карателей, а в нашем случае это... Гектор.
Я настолько осмелела, что теперь в полный рост стояла (а не сидела на полу) лбом прикасалась к холодному стеклу балконной двери. От дыхания на нем появилась белая пленка. В одной руке держала бокал с соком, другой рисовала на стекле солнышко. Тогда же в отражении мелькнуло что-то...движение или блеск. Отражение того, что происходило сзади...за спиной...в зале.
Резко развернулась, к стеклу прислонившись разгоряченной спиной после теплой воды.
И так холодно стало, мурашки прошлись по черепу, по спине, по почти голому телу, скрытому одним полотенцем.
Я не заметила, когда выходила из ванной, черной тени, которая вальяжно развалилась на красном диване, широко расставив ноги. Локоть Каратель положил на подлокотник, а пальцами поддерживал щеку и наблюдал, видимо, за мной. Ни одного шага, движения, и неслышно дышал. Он весь в тени, только кроссовки видны.
Я, как и всегда неуклюжая, вечно врезалась то в стулья, то в двери, а сейчас пальцы стали непослушные и из онемевших рук выскользнул стеклянный бокал с соком, разбиваясь рядом с ногами. И было не важно, попадет на голые ноги или нет. Весь ковер усыпан осколками и брызгами от сока, а я держалась за ручку двери и единственная мысль кричала тогда во мне. Открыть не заметно ручку двери и вырваться на волю, снять эту цепь, это давление на себя. Сбежать опять от Гектора, освободиться.
В одном полотенце в морозную ночь? Да? Спросила сама у себя. И сразу поняла глупость своих желаний, еще была возможность рвануть из квартиры, но для этого необходимо пробежать перед Гектором.
Видимо путей спасения не было.
И тогда обреченно отняла руки сзади от двери, разглядывая осколки стекла. Мои попытки сбежать заранее были обречены тоже разбиться вдребезги. Я аккуратно переступила горсть осколков и встала чуть дальше, руки сложила на животе, стараясь стать увереннее.
И одно глухое напряженное молчание между нами.
— Как меня нашел? — спросила. Хотя не удивлена.
— Жучок на куртке, — скупо ответил, а сам смотрел и смотрел. Во тьме не было видно, что именно разглядывал.
Понятно, куртка — одна единственная, других не имелось. А когда мог прицепить? Скорее всего, когда под предлогом поорать на меня, подвез из университета до дома.
В полном молчании я разглядывала ковер и мужские ноги на нем.
Он с самого начала знал, где я была эти дни, но зачем-то выжидал. Или боялся увидеть очередную истерику с просьбами и мольбами не трогать? Хватит, остатки самоуважения я себе пожалуй оставлю.
И долгое долгое молчание воцарилось, а стук часов на стене отсчитывал напряженные секунды и стук моего сердца, что громко отдавалось в горле.
Вскоре я устала от издевательского и изучающего взгляда, тогда же постаралась, чтобы голос не дрогнул:
— Ну что ж ... раз между ног у меня бриллиантов точно нет, как ты сам говорил, — я руку подняла на скрученный узелок полотенца на груди, развязала его, лишь на секунду помедлив, а потом распахнула розовое полотенце, сняла его с себя и положила аккуратно в бок на подоконник.
Конечно, надо было его красиво, как в фильмах бросить под ноги и гордо продемонстрировать грудь, но возбудить Гектора — это самое последнее, что хотела.
Руки аккуратно опустила по бедрам, но хотелось прикрыться, я с трудом заставила себя не горбиться под внимательным взглядом и плечи не опускать. Я находилась на свету, а Гектора почти не разглядишь. Это спасало, потому что напрямую не видела черных глаз, они сливались с темнотой. Так проще находиться обнаженной под тщательным осмотром.
Но через несколько секунд раздался щелчок на стене рядом с диваном. Свет залил желтоватым цветом фигуру Гектора, да и в зале стало светлее. Любопытный взгляд сильно напрягал, без зазрения совести рассматривал от кончиков волос до пальцев ног. И главное не спеша, словно у него вечность для осмотра, для любования.
Надеюсь вид ему не понравится, выдающихся объемов не имелось, на бедрах местами косточки виднелись, кое-где ребра от постоянного стресса. Между ног имелась маленькая дорожка из волос, от самого центра между складочками до верха. А мало ли, вдруг ему совсем гладенькие нравятся? Будем надеяться.
— Вот это другое дело, — Гектор указывал ладонью прямо на меня, но если мысленно провести линию от его глаз, до меня то понятно, что смотрел именно туда — между ног. — Ты из тех девушек, которые нормальных слов не понимают? … Подойди сюда, — поманил, опять, как животинку.
При этом продолжал изучать низ живота или ноги, не знаю. А я пренебрежительно отвернулась, руки сложила на груди, словно мне смотреть противно на него. Хотя так и было.
Бегу...мне надо раздвинуть ноги, еще и облизать его с ног до головы. Делать я ничего не буду.
— Такое ощущение, что я буду бить тебя, а не «любить», — послышался обреченный вздох на весь зал. Я в момент напряглась, руки опустила вновь, едва сдерживая неконтролируемую вспышку изнутри. И вместе с этими вспышками выплевывала в надменное, холодное лицо, которое наконец-то обратило внимание что у меня есть лицо, а не то, что между ног.
— А меня не надо «любить»! — недовольно почти выкрикнула. — Я не прошу никого себя любить! Ты — самое мягкое, можешь заняться со мной сексом. А точнее, подойдет обозначение — трахнуть, натянуть или отшпилить!
Они часто с дружками в университете, не стесняясь никого, обсуждали подобными терминами половой акт.
— Трахни меня уже и оставь в покое, уберись из моей жизни! Хорошо!?
Когда Гектор поднялся с дивана, инстинктивно захотелось прижаться спиной к балконной двери. Рядом осколки на полу, на которые наступила черная подошва кроссовок. В тот же момент большие ладони подхватили за ягодицы и приподняли над полом, а потом аккуратно поставили себе на ноги.
Это для того, чтобы не поранилась... поздновато сообразил, я уже могла порезаться.
Голая грудь касалась его жесткой толстовки, от которой веяло прохладой с улицы. И все мужское тело казалось жестким, ни грамма мягкости. И бедра, и живот, и ноги — все сплошь твердое, натянутое, я по сравнению с ним более мягкая.
Когда его губы наклонились вниз с намерением перейти к активным действиям, я рефлекторно вздрогнула. Закаменела, предчувствуя вновь боль, но в ответ — только аккуратные поглаживания языком того места, где до сих пор алел засос.
Если Гектор снаружи камень, то от его ласки я стала каменной. Каждый нерв протяжно загудел, застонал, сделался прочным и болезненным, когда его задевали. Каждая мышца в теле напряглась от мужского приближения.
С горечью прошептала ему на ухо, пока Гектор целовал шею:
— Ты молодец, Гектор, правда. Всего добиваешься в жизни, не важно какими методами и по трупам пройдешься, если понадобится. И не важно, чей труп будет валяться под тобой.
