Это совершенная картина, написанная небывалым художником. С моей точки зрения, это и есть настоящая большая культура. Вот эта художественно-духовная река такая, которая течет сквозь века, которая течет сквозь народы, и которая объединяет всех в едином понимании и единой загадке.
Именем Леонардо да Винчи назван международный аэропорт Рим-Фьюмичино, расположенный примерно в тридцати километрах к юго-западу от центра итальянской столицы.
Леонардо да Винчи — необыкновенный художник, очень интересный с точки зрения процессов психологии и сознания человека в целом. Например, его «Тайная вечеря» удивительно интересна именно как психологическое исследование.
Но его «Мадонна Бенуа» отнюдь не менее интересна, чем «Тайная вечеря». Почему? Потому что здесь у Леонардо да Винчи момент религиозного содержания как такового пропадает. У Рафаэля это религиозное содержание введено в иные системы с иными героями. У Леонардо эта тема — эксплуатации детей — совершенно лишена всякого религиозного ореола, потому что у него были свои соображения по поводу христианской религии. Леонардо — единственный, кто пытается показать именно работу детского сознания и систему координации сознания и движения в определенном возрасте. И он показывает это так же, как показывают современные педагоги, — через игру.
Он берет за основу сюжета игру, и эта игра становится мотором и психологической провокацией. Он показывает единство процессов развития — между движением, моторикой ребенка и его сознанием. Эта очень простая игра: мать играет с ребенком цветочком. Она дает ему этот цветочек, а он должен этот цветочек как бы сорвать или поймать. Для его возраста это сложная игра, которая требует мобилизации всех его сил, и поэтому он одной рукой придерживает руку матери, чтобы она не ходила туда-сюда, то есть статично ее закрепляет, а другой рукой делает крючок, ловит это цветок. Это делается в четыре-пять месяцев. Его глаза скошены, все его духовные ресурсы без остатка отданы этому делу.
Зато веса у него избыточно много, он есть больше явление физическое, нежели действующее или духовно действующее. Леонардо тут выступает как самый отчаянный атеист: показать младенца Христа с нимбом над головой как обычного младенца, который и цветочка-то поднять пальцем не может!
Но тем не менее Леонардо написал эту картину. Он дал Христу избыточность физического начала: колени, руки. Это человеческое тело, а духовная сторона у него в начальной стадии развития. Леонардо показывает этап развития, но это делает только он один. Он показывает какие-то начальные этапы становления личности через игру. Люди, не имевшие детей, о них знают почему-то больше. Леонардо отлично знал детскую педагогику.
Грюневальд
Маттиас Грюневальд
(Matt hias Grünewald)
1470–1528
Художника Маттиаса Грюневальда открыл XX век. О нем известно не так много. Известно, что он родился в Вюрцбурге, но вот в каком году? В 1470-м — утверждают одни, в 1475-м — говорят другие. А еще совсем недавно выяснилось, что он на самом деле носил имя Готхарт и фамилию Нитхардт, и на это указывает и его монограмма «M.G.N» (Mathis Gothart Nithart). А именем Матиас Грюневальд, под которым художник вошел во всемирную историю искусства, он обязан биографу Иоахиму фон Зандрарту, который в сочинении «Немецкая академия», которое вплоть до XX века было по сути единственным источником сведений о Грюневальде, спутал его с другим художником, работавшим на рубеже XIV–XV веков. А еще есть версия, что Маттиас сам называл себя Грюневальдом, что он сам спрятал себя под псевдоним и под этим псевдонимом создал свое главное произведение — Изенгеймский алтарь для монастыря в Изенгейме.
«Даже в ХХ веке влияние этого алтаря было значительным для искусства: например, для таких художников, как Макс Бекман, Пабло Пикассо, Барнетт Ньюман и Джаспер Джонс. Но важнее всего, что, кроме своего значения, интерпретации и причин влияния, благодаря которым это произведение искусства пережило века, для меня оно остается современным, важным для сегодняшнего дня — а именно это и определяет картину как великую».
Гарри Гаррелс
В любом случае, был такой мастер, но его произведений сохранилось не более десятка. Зато о нем писал Микеланджело, он был с ним в близости. Грюневальда подделывали, делали копии. Он был художником, не похожим ни на кого, ни на одного из своих современников, ни на одного из своих последователей. Он написал четыре или пять «Распятий», в том числе «Распятие Христа» в Изенгеймском алтаре.
На этой картине крест сколочен из простых деревянных бревен, еле отструганных. К ним прибита доска, и мы видим прибитое тело. Посмотрите на пальцы — они кажутся обнаженными нервами. Вся картина написана на предельном напряжении истощенной нервной системы, на последнем напряжении истощения. Истоки этой стилистики уходят не в античность, как у всех, а в витражную готику. Грюневальд пользовался черным фоном и цвет клал так, чтобы он смотрелся как витражный свет. Этот витражный алый, витражный белый, снова алый, необыкновенно написанный… и каждая из фигур находится в состоянии фантастического предельного перенапряжения. Если вы посмотрите, чему равны объемы этих фигур, то увидите, что они хрупки до невозможности. Какими хрупкими написаны Мария и Иоанн — это знак их тленности и их ломкости, невероятного страдания. Они истощены. Вот Иоанн, поддерживающий Богородицу: это алое и белое, и сведенные глаза, ее маленькое личико — только одни щеки. Пальцы — опять пальцы поставлены так, как будто это вопиют обнаженные нервы. Кровь струится из каждой поры. Каждая мышца подчеркнуто измучена, истерзана, это вопиющая от страдания человеческая плоть.
Был у Грюневальда один ученик — наш русский художник Николай Николаевич Ге. Россия имеет неизгладимую страсть к немцам. У России женская энергия, а у немцев мужская. Русские художники немцев обожали, все писали с немцев. Врубелю подавай одних немцев. Другое дело, что у них мало кто брал, но Ге — его настоящий и большой ученик. Он и в русском искусстве выделяется — взять, к примеру, все его Голгофы. Почему он стал учеником Грюневальда? Потому что он искал этого, он страдал. Потому что родина кричала. У немцев закричать в полную силу мог только он — Грюневальд. Дюрер мог закричать? Никогда. Он вообще предпочитал Италию. А Грюневальд кричал за всю лютеранскую Германию, за весь кошмар, который в ней творился, за всю кровь, которая в ней лилась. Вот он и есть тот самый немецкий крик Реформации. И Ге был такой же — ему было жалко Россию, Христа, мужика. Он должен был кричать. И надо было научиться это делать. И он научился. «Распятие» Грюневальда — это картина крика. И после мастера Грюневальда немцы больше вполголоса не разговаривали.
