— Что случилось, Ди?
Его глаза впиваются в мои, в его чертах проступает озабоченность. Его руки тянутся ко мне, притягивая к своей груди, словно он знает, что мне нужно.
Слезы начинают падать из моих глаз.
— Мы идем спать, — объявляет Кир.
— Она в порядке?
Тон Марка говорит мне о том, что он тоже обеспокоен. Нечасто я прихожу сюда в слезах или после десяти вечера.
— С ней все хорошо, — отвечает Кирилл, берет меня на руки, как маленького ребенка, и несет по коридору в свою спальню.
Я чувствую себя в такой безопасности в его объятиях, не то чтобы я не была в безопасности дома, мои родители никогда не обижали меня, но их ссоры — это то, что длится постоянно, это изматывает каждое нервное окончание в моем теле. Как только мы остаемся одни в его спальне с закрытой дверью, он кладет меня на кровать. Я слышу, как он шуршит вокруг, вероятно, ищет пижаму или что-то еще.
Глава сорок восемь
— Что случилось? — спрашивает он мгновение спустя.
Я прикусываю нижнюю губу и думаю, стоит ли мне рассказывать. Да, он мой лучший друг, но он часто дразнит меня и подшучивает надо мной. Скорее всего, он просто назовет меня ребенком и посоветует быть менее восприимчивой.
Когда я не отвечаю ему, он включает прикроватную лампу, мягкое сияние света покрывает нас, и мои щеки пылают, когда я вижу, что он снял рубашку и влез в пару свободных штанов для сна.
Мой взгляд блуждает по его телу, его мышцы в тонусе, они такие четкие. Он так сильно изменился за последние два года, и я бы солгала, если бы сказала, что не замечаю этого.
Много раз я хотела, чтобы его руки были на мне, но совсем по-другому.
— Ди, что, черт возьми, случилось? — спрашивает он снова, на этот раз с большей настойчивостью.
— Мои родители. Они снова ссорятся. Я не могу заснуть и не хочу оставаться одна, — я чувствую, как глупые слезы застилают глаза.
— А Миша где?
Я пожимаю плечами:
— Не знаю. Он не захотел оставаться дома.
Моего ответа ему достаточно, потому что он больше ничего не говорит по этому поводу.
— Подвинься.
Он подталкивает мои ноги и мое сердце начинает выбиваться из груди, когда он заползает в кровать и выключает свет.
Когда он тянется ко мне и притягивает ближе, меня пронзает дрожь.
Почему сегодня все так по-другому? Мы делали это множество раз с тех пор, как были маленькими детьми.
— Ты никогда не будешь одна, Ди. Никогда, — шепчет он мне в волосы, и я клянусь, что чувствую его губы на своем лбу.
Его кожа такая теплая, и я зарываюсь в его бок, обхватывая его руку, наслаждаясь ощущением его голой теплой кожи на моей.
— Почему? — шепчу я в ответ, уже зная его ответ.
— Потому что у тебя всегда буду я, — шепчет он.
— Диан? Ты в порядке?
Голос Марка находит меня в тумане воспоминаний.
Я задыхаюсь, понимая, что мы стоим в прихожей.
— Диана? Ты серьезно привел ее сюда?
Глубокий, очень сердитый голос Кирилла находит меня следом, и когда я поднимаю взгляд от пола, я вижу его, стоящего там, сердитый как греческий бога громовержец, с пронзительными зелеными глазами и темно-каштановыми волосами.
Он ненавидит меня… ненавидит, потому что любил, а я ушла.
Глава срок девять
Кирилл
Черт, он привел ее к нам в дом на семейный ужин.
Марк, Марк, она всегда умела обвести тебя вокруг пальца. Как впрочем, и меня тоже.
Повернувшись на пятках, я иду к холодильнику за пивом, вспоминая про то, как меня буквально убивало желание пойти к ней в субботу.
Вместо этого я написал Аньке и спросил, все ли в порядке у Дианы. Она ответила, да, но добавила, что она весь день провела в своей комнате.
Я хотел подойти и утешить ее, но у меня не хватило решимости. Я не мог поддаться вновь вспыхнувшим чувствам, которые пытались укорениться в моем сердце.
— Кирилл. Ты будешь держать рот на замке и вести себя как джентльмен, ты меня понял? — глубокий голос отца вибрирует во мне, очищая мой разум от гневного тумана.
Мой отец один из немногих людей, которого я уважаю, с которым никогда не ссорюсь, и это не только потому, что он мой отец.
Почти всю свою жизнь я наблюдал, как он неустанно трудился, чтобы дать нам хорошую, сытую жизнь, в то время как моя мать постоянно пьянствовала. Он стал для нас двумя родителями одновременно, хотя на самом деле должен был быть только одним, и я любил его за это больше, чем когда-либо мог выразить словами. Но это не означает, что мне должно нравиться то, что происходило здесь, сегодня вечером.
Они одурачили меня, убедили прийти на семейный ужин, прекрасно зная, что Диана будет здесь. Моя челюсть сжимается и зубы скребут друг об друга.
То, что она здесь, навевает воспоминания, воспоминания, которые я хотел забыть миллион раз.
В то время когда она зажила новой жизнью… я был вынужден переживать каждый гребаный момент, каждый поцелуй, вздох, улыбку и слезы. Я был вынужден переживать боль от ее потери, каждый день в стенах этого дома.
— Где моя девочка?
Отец встает с кресла и проходит через гостиную в коридор, где Диана стоит с Марком. Как только она видит его возвышающуюся фигуру, она бежит к нему, обвивая руками его грудь. Он подхватывает ее и обнимает, как делал это всегда, ее ноги болтаются в воздухе.
— Папа!!! — кричит она. — Я не могу дышать, — из горла моего отца вырывается мягкая усмешка, и он ставит ее обратно на ноги.
Мой отец сложен как кирпичный дом, его массивная фигура возвышается над хрупкой Дианой. Я смотрю на него и понимаю, что наш рост и нашу решимость, мы получили именно от него.
— Как поживает моя милая девочка? Ты так выросла за эти три года! — в голосе отца звучит волнение. — Дай-ка я на тебя посмотрю.
Он отпускает ее, чтобы еще раз взглянуть на ее лицо. Его черты мгновенно меняются от восторга до грусти.
Я вижу, как он обводит ее черты, вспоминая, как все было раньше. Он всегда любил Диану, она была дочерью, которой у него никогда не было. Ему нравилось, когда она приходила к нему, поэтому он никогда ничего не говорил, хотя знал, что она прокрадывается в дом по ночам.
Большинство родителей, не разрешили бы мальчику и девочке спать в одной комнате или проводить столько времени вместе, сколько проводили мы с Ди, но мой отец знал, что я не обижу ее и не воспользуюсь ею. Он знал, что я испытываю к ней более глубокие чувства.
