Мы пошли в сторону кинотеатра. Я предложил посмотреть ее последний любимый фильм «Чудо-женщина», он подходит и взрослым, так что я тоже мог бы наконец узнать, что это за супергерой. Она не захотела, и я не стал настаивать. Мы пошли в соседнее кафе за мороженым. Мы недолго спорили, сколько шариков мороженого возьмем, в итоге выбрали большой стаканчик. Мы пошли в сторону большого парка, который уже несколько месяцев закрыт. Хотели было перемахнуть через высокий забор, как в прошлый раз, но охранник нарушил наши планы.
С удовольствием поедая мороженое, мы оправились на поиски нового приключения. На пути нам попалась школа. Мы зашли во двор, где компания мальчиков гоняла мяч. Обменялись с ними парой ударов, но в итоге игра не задалась. Мы зашли в здание, следуя за остальными. Очень быстро мы поняли, что идем на звуки музыки, которая раздавалась в глубине здания. Она привела нас к неожиданному сюрпризу: в угловой комнате компания людей среднего возраста под управлением дирижера распевала хором старые греческие песни. Где-то в глубине мы разглядели скрипку. Ансамбль был превосходным. Мы недолго скромно постояли у двери и поглазели на них. Дирижер в какой-то момент взглянул в нашу сторону, но ничего не сказал. Увлеченно продолжил свое занятие. Мы же, в конце концов, как раз и искали нечто подобное.
Из школы мы вышли наполненные вдохновением и решили взять из багажника моей машины самокат дочери. Дорожное движение здесь было опасное, но мы все-таки решили рискнуть. Нас ожидал еще один приятный сюрприз. Когда мы вернулись на парковку, наш парковщик уже вывез машину с парковки и заканчивал с последними маневрами. Одним ударом двух зайцев. Мы забрали и самокат, и ключи и отпраздновали еще раз победу.
Прогулка продолжилась в неизвестном направлении. Я заглянул в новый магазинчик с сухофруктами, кофе и всякой всячиной, попробовал сушеное манго и сушеное яблоко и пришел в восторг. Купил домой два кулька. Моя дочь даже слышать об этом не захотела. «Я не ем сушеные фрукты», – оборвала она меня еще до того, как я успел ей предложить. Она мило улыбнулась и снова оседлала самокат.
На тротуаре, идущем под откос, мы чуть было не снесли парочку человек, так как разогнались больше, чем следовало бы. На нас вежливо посмотрели, и в итоге мы от них улизнули.
Следующая остановка у уличного художника, где моей дочери приглянулся бирюзовый меховой шарик за два евро. Ее младшая сестра хотела такой же шарик, как у нее, а моя старшая дочь знала, что бирюзовый был ее любимым цветом. Как только она его увидела, личико у нее просияло. «Я положу шарик в ее шкатулочку, она обнаружит его утром». И она снова встала на самокат, счастливо насвистывая.
Чуть дальше кафе «Григорис» напомнило нам, что мы оба хотим в туалет. Мы купили право на его посещение, приобретя бутылочку холодной воды. Здесь все внимание в разговоре захватил мужчина перед нами, который по какой-то необъяснимой причине сначала вымыл руки, а затем зашел в кабинку туалета. Мы это обсудили, но ни к какому заключению не пришли.
Потом у нас появилась идея пойти в ее любимый магазинчик. Им владел один коллекционер, продававший редкие наборы «Лего». Она очень любит это место, но я знал, что моя дочь обдерет меня как липку. Я согласился пойти только потому, что знал: магазин вот-вот закроется. Так и получилось. «Вот жалко, правда», – сказал я ей. Она многозначительно на меня посмотрела и ответила: «Ничего страшного, мы пойдем в большой магазин игрушек, тот, который с эскалаторами». Мы сразу же отправились в путь, чтобы успеть до закрытия. Здесь у меня не было никакой надежды на спасение, потому что эти ребята были пунктуальными и закрывались ровно в девять. Мы успели за пять минут до закрытия и пошли, конечно же, в отдел с «Лего». Дочь попыталась уговорить меня купить ей набор внушительного размера, но я отделался неясными обещаниями.
По дороге нам позвонили наши друзья с детьми, которых мы пригласили вместе поужинать, и отменили приглашение. У них было много занятий, в отличие от нас, которые только дурака валяли. Я был этому рад, потому что теперь мы шли в наш любимый ресторан одни.
Хотя ресторан был забит почти битком, нам дали хороший столик с диваном. Мы уселись на диван, рядышком друг с другом. Заказали воду с газом и нашу любимую еду – макароны без всего. Я заказал еще бокал белого вина, чтобы это отпраздновать. Мы поиграли в шарады, пошутили, обсудили все на свете, посмеялись. Мы были как парочка в самом разгаре отношений, когда нас прервал официант, сообщив, что наш самокат с покупками укатился на другой конец ресторана. Мы разразились смехом и припарковали его на этот раз получше. В ресторане был замечательный приглушенный свет, и мы наслаждались одним из первых чудесных летних вечеров. Моя дочь попросила, чтобы я ее покормил. Раньше я стал бы ворчать, но не теперь. Теперь я знаю, что эти моменты не повторятся, поэтому позволяю своим детям вести меня по своей волшебной дорожке.
После того как мы расплатились (конечно же, ПИН-код ввела дочь), она сочла, что может позволить себе еще одну последнюю шалость. «Папа, наверх!» – многозначительно сказала она мне. В переводе на простой язык это значило, что она будет сидеть у меня на плечах, держа мою голову вместо руля. Как раньше. Только вот теперь она весила 30 килограммов. Да еще и до машины было идти метров 300. Но я не хотел отказывать ей в просьбе. «Ни за что», – подмигнул я ей заговорщически и быстрым движением усадил ее на плечи. Чтобы не упасть, она схватила меня за уши, как извозчик хватается за вожжи. Мне было немного больно, но еще больше мне было приятно. Зрелище было жалким. В одной руке я нес самокат, в другой – пакет с покупками, а сверху моя дочь. 300 метров показались мне бесконечными. К счастью, мы добрались несмотря на то, что всю дорогу хохотали при мысли, что я могу споткнуться и все разлетится в разные стороны, как арбуз: мы двое, самокат, недопитая вода из «Григориса», бирюзовый шарик и нелюбимые сухофрукты. Моя дочь у меня на плечах в прямом смысле сотрясалась от смеха. Я всю дорогу чувствовал, как живот у нее трясется от хохота. 300 метров счастья. И я, хохочущий вместе с ней. Когда мы наконец подошли к машине, я уже не чувствовал своей шеи, но радость была несказанной.
Мы сели в машину и обменялись всего парой слов, больше было и не нужно. Я отвез ее к маме. Выходя из машины, она обняла меня крепче, чем когда бы то ни было. Она на несколько секунд прижалась ко мне, закрыла глаза. И я тоже. Я ее поцеловал и посмотрел ей вслед. Перед тем как войти в дом, она бросила на меня последний счастливый взгляд.
Возможно, это был самый счастливый день в моей жизни. И вроде бы не было ничего особенного, а для меня было. Мне понадобилось много лет, много боли и много внутренней работы, чтобы научиться жить жизнью, научиться ее искусству. Теперь уже я знаю, что ни один момент не возвращается. Знаю, что единственное, что существует, это сейчас.
ЗНАЮ, ЧТО ЭМОЦИИ – ЭТО МОЯ ЕДИНСТВЕННАЯ ПРАВДА, МОЕ ЕДИНСТВЕННОЕ ДОСТОЯНИЕ.
Знаю, что я обожаю своих детей и всех детей в мире именно такими, какие они есть, и им не нужно делать ничего, кроме того, чтобы быть собой. Знаю, как радоваться сегодняшнему дню. Никто мне не гарантировал, что я буду жить и завтра.
