Дрейк посмотрел на нее:
– А ты что, отмечаешь время, когда входит каждый?
– И когда уходит. Как ты думаешь, откуда я знаю, сколько
Перри лишнего времени проводит в офисе?
– А неплохая идея, – сказал Дрейк. – Мне, пожалуй, тоже надо
поручить оператору на коммутаторе начать делать то же самое. За переработанное
время взимать двойную плату, не так ли, Перри?
– Надо бы, – с сомнением согласился Мейсон. – Но не думаю,
что это у вас здесь привьется. А что насчет Делмана Стила?
– За этим я вообще не наблюдал, – сказал Дрейк. – Кажется,
он работает в каком-то архитектурном управлении, но когда я там навел справки,
то ничего особенного не узнал.
Мейсон бросил быстрый взгляд на Деллу.
– Как это? – спросил он Пола.
– Ну вообще-то Стил вроде околачивается возле этого
управления, но главный архитектор говорит, что в действительности он не связан
с тем, чем они занимаются. Делман просто арендует у них рабочее помещение, но
приходит и уходит, когда ему заблагорассудится.
– В какое время он вчера был в управлении? – спросил Мейсон.
– Пришел, как обычно, в девять утра, ушел около десяти,
затем вернулся около двух. Примерно до трех часов был там, а потом ушел. Чудное
дело, Перри! Он снимает комнату в доме Джентри. Там есть отдельный вход, так
что и там он может входить и выходить, как ему вздумается. Но он сблизился с
семьей и проводит вместе с ее членами немало времени. Миссис Джентри полагает,
что он одинок и…
– Да, все это я уже слышал, – поморщился Мейсон. – В котором
часу он вернулся вчера вечером?
– Не могу знать, – сказал Дрейк. – Ты позвонил мне слишком
поздно, чтобы я смог перезвонить ему под каким-нибудь удобным предлогом.
Вообще-то хозяйка вполне определенно заявила одному из моих людей, что такой
привилегии, как их домашний телефон, ему не предоставлено. А в архитектурном управлении
я выяснил положение дел довольно случайно. Мы не хотели, чтобы кто-то
догадался, что за ним ведется слежка. Ты же сам говорил, это нужно делать так,
чтобы ни у кого не возникло никаких подозрений, поэтому мы приняли за исходные
данные, что он – архитектор. Табличка с его фамилией висит на двери кабинета, и
уж для семьи Джентри, уверен, он постарался создать впечатление, что он и в
самом деле архитектор. Но во второй половине дня, в послеобеденное время,
посланный туда мной человек познакомился с одним работником управления и задал
ему несколько вопросов, начав издалека. Вот тогда-то и стало известно кое-что о
Стиле. Миссис Джентри, может быть, что-нибудь тоже знает…
– Ну, сейчас, ночью, пожалуй, ничего не остается, – сказал
Мейсон, – кроме как хорошенько выспаться.
– Ничего себе – выспаться! – воскликнул Дрейк, взглянув на
часы. – Уже почти день.
– Пока не наступил рассвет, будет ночь, – философски заметил
Мейсон. – Ну, тогда давайте пить кофе.
Делла Стрит допила свой и спросила:
– Не раздумали беседовать с миссис Джентри, шеф?
– Нет. – Мейсон отрицательно покачал головой.
– Лично я собираюсь вздремнуть, – сонно сказал Дрейк.
Мейсон пошел к выходу, потом, будто раздумав, неожиданно
повернулся и, заложив руки в карманы, с беспокойством посмотрел на сыщика.
– Пол, – сказал он решительно, – тебе придется кое-что еще
сделать.
– Только после того, как немного сосну, – запротестовал
Дрейк.
Мейсон молча смотрел на него, пока тот не спросил:
– А что такое?
– Тебе нужно добиться признания от Карра.
– Признания! – воскликнул Дрейк.
Мейсон кивнул.
– Не понимаю.
– Я введу тебя в курс дела в общих чертах, – сказал Мейсон.
– Хоксли не был убит. Он был только ранен. Я хочу выяснить, кто стрелял в него
и почему.
– А откуда ты знаешь, что он был только ранен?
– Потому что я видел его.
– Ты видел его?! – вздрогнув, будто эхом отозвался Дрейк.
– Да, видел.
– Где?
– В больнице имени Паркера в Сан-Франциско.
– И что он сказал?
– Он ничего не говорил, потому что, очевидно, находился под
действием снотворного. Он будет жить, но врач намерен пока держать его в полной
изоляции.
– Как же он попал в Сан-Франциско?
– Уэнстон отвез его.
– Уэнстон? Тогда он обманывает Карра…
– Нет, не обманывает, – уверенно прервал Мейсон Дрейка. –
Карр и Хоксли – это одно и то же лицо.
Дрейк вскочил, отодвинув свой стул.
– Либо я перепил кофе, либо – ты, Перри! Один из нас явно
ошалел. Хоксли рыжий и хромой, а тот, Карр…
– Я бы объяснил это следующим образом, – сказал Мейсон. –
Тот, кто снимал жилье, был переодетый Джонс Блэйн в рыжем парике и умышленно
прихрамывающий. Однако, снимая квартиру под именем Хоксли, он действовал как
агент Карра. Ни на минуту не сомневаюсь в том, что такой хитрый человек, как
Карр, не случайно выбрал для себя укрытие в доме из двух квартир, обеспечив
присмотр как за нижней, так и за верхней.
– Да, это резонно, – признал Дрейк. – Но что наводит тебя на
мысль о том, что это укрытие?
– Карр контрабандой переправлял в свое время оружие в Китай,
пользуясь опасной брешью в блокаде. Естественно, известность ему была ни к
чему.
– Тогда, следовательно, сейф в нижней квартире принадлежал
самому Карру?
– Да.
– Почему же он не установил его в верхней?
– Вероятно, потому, что Джонс Блэйн следит за сейфом и спит
в нижней квартире.
– Тогда экономка Сара Пэрлин должна была об этом знать.
– Конечно!
– А Опал Санли?
– Совсем не обязательно, – сказал Мейсон. – Она могла знать,
а могла и не знать. Большого значения это не имеет. Экономка жила там. Опал
Санли приходила днем.
– Но ты говоришь, Хоксли был ранен. Тогда если Хоксли – это
Карр, то у Карра должно быть пулевое ранение…
– В ноге, – продолжил его мысль Мейсон. – Вот почему он
держит ноги укрытыми… Чтобы не видны были бинты.
– Так у него, значит, не артрит?
– Может, он и есть, но не в такой степени, как он стремится
сейчас убедить нас в этом.
– Погоди, Перри, – перебил Дрейк. – Врач же не имеет права
лечить пулевое ранение, пока не сообщит об этом в полицию.
