– Правильно, – с улыбкой согласился Мейсон.
– Я тебя не понимаю.
– Карр, – пояснил Мейсон, – человек разносторонний. Очень
изобретательный. Несомненно, что большую часть своей деятельности он ведет в
других местах и под другими именами. Здесь, в Голливуде, когда занимается
вопросами бизнеса, он – Робиндейл Э. Хоксли, в Сан-Франциско он – Карр Люсмен,
проживающий по Делингтон-авеню в доме номер 1309.
– Какая мне разница, Перри, сколько у него имен. Все равно
лечить огнестрельное ранение, не…
– Не имея каких-нибудь доказательных объяснений, которые бы
удовлетворили врача или полицию, – продолжил его мысль Мейсон. – Как Элстон
Карр, который живет над квартирой, где совершено убийство, он, естественно, не
мог бы дать никаких объяснений в Лос-Анджелесе. Но как Карр Люсмен, проживающий
в Сан-Франциско и в таком округе, где не совершалось никаких убийств, у него не
возникло затруднений с выдумкой версии, которая бы вполне удовлетворила
полицию.
– Что ты от меня ждешь, Перри?
– Пусть он во всем признается. Мне закручивать гайки не с
руки, а тебе можно.
– Где Карр сейчас?
– В больнице.
– Разве врач не отправил его в больницу сразу после того,
как сделал осмотр раны?
– Очевидно, нет. Она поначалу не выглядела очень серьезной,
пока не появились осложнения. Врач, вероятно, рекомендовал ему покой, а в
случае появления каких-то тревожных симптомов – снова обратиться
непосредственно к нему.
– Но что требуется от меня? – недоумевал Дрейк.
– Выуди у Карра любую информацию, какую только сможешь!
Выясни его версию относительно событий, происшедших в ночь, когда стреляли.
– А мне не попадет, – заволновался Дрейк, – если я скрою от
полиции эту информацию?
– Так у тебя же еще нет никакой информации!
– Да ты мне столько наговорил…
– Не считаешь ли ты, Пол, – усмехнулся Мейсон, – что тебе
следует каждый раз бежать в полицию, когда какой-то адвокат излагает тебе
бестолковую версию по случившемуся делу, а?
Дрейк некоторое время колебался.
– Ну… ну, нет, – протянул он.
Мейсон подмигнул ему:
– По всей вероятности, моя версия просто сумасбродна. А вот
в вырезке из газеты, где описывается, как Карр Люсмен выстрелил в себя по
неосторожности в Сан-Франциско, это, полагаю, версия его собственная. Я бы
хотел, чтобы ты провел расследование обстоятельств.
– Когда мне начинать? – спросил Дрейк.
– Закажи место в самолете. В самолете и соснешь часок.
– О нет, не часок, – запротестовал иронично Дрейк. – Может,
полчасика удастся. Не хочу приучать себя слишком много спать… Уэнстон знает о
пулевом ранении?
– Вероятно. Он отвез Карра в больницу во второй половине
дня, у того начинался озноб, когда я его видел в последний раз. Кожа была
сухой, лицо горело.
– Кто знает о происшедшем в ту ночь, когда случилась
стрельба? – спросил Дрейк. – Кроме Карра, знает еще кто-нибудь?
– Да, – сказал Мейсон. – По крайней мере один человек.
– Кто же это?
– Тот, – усмехнулся Мейсон, – кто спустил курок.
Дрейк потянулся к телефону и голосом, в котором явно
преобладала усталость, попросил дежурного оператора:
– Соедините меня с аэропортом. Мне надо срочно заказать
билет на ближайший рейс самолета в Сан-Франциско.
Кивком Мейсон пригласил своего секретаря:
– Ну, Делла, пойдем и мы раскручивать это дело, только с
другого конца.
В машине, на пути к дому Джентри, Мейсон говорил ей:
– Надо было бы давно заняться этим Стилом.
– Не понимаю – как.
– А очень просто, – пояснил Мейсон. – Когда мы обсуждали это
дело, помнишь, я сказал: тот, кто получал в доме сообщения, но по какой-то
причине не мог быть вызван к телефону, должен иметь свободный доступ к словарю.
И еще помнишь, миссис Джентри с самого начала говорила мне, что у Стила –
комната, которую он снимает и живет у них на правах члена семьи, но при одном
условии: ему нельзя пользоваться телефоном, и так свои висят на нем… Помнишь?..
У хозяйки трое детей, каждый в таком возрасте, когда назначают разного рода
свидания. Звонит телефон, все настораживаются, следят, кто схватит трубку
первым. И часто случается так: надо звонить, но кто-нибудь из детей в этот
момент обязательно разговаривает по телефону… Помнишь, она рассказывала?
Делла кивнула.
– И вот я стал искать человека, – продолжил Мейсон, –
который не имел бы возможности пользоваться телефоном. Я-то полагал, что это
происходит по причине какой-то его физической немощи: глухой, например, или
калека… Мне и в голову не приходило простейшее решение: подумать о том, кому
отказано в праве пользоваться аппаратом и одновременно кому нельзя было
установить свой собственный телефон, не привлекая к этому слишком большого
внимания.
– Но почему Стил был убит, если он был тем, кому
предназначалось сообщение?
– По всей вероятности, – предположил Мейсон, – мы имеем дело
с последствиями какой-то давней махинации. Другого объяснения в данный момент
мне просто не приходит в голову. Конечно, мы пока не располагаем всеми данными…
– Тогда, должно быть, его убил Карр.
– Мы можем по минутам проследить, что делал этот человек, –
возразил Мейсон. – Уэнстон к этому отношения не имеет. Ведь Стил, должно быть,
был убит часа за два до нашего появления в Сан-Франциско. Нет сомнения в том,
что Карр был и остается очень больным человеком. Пулевое ранение в ногу, потеря
крови, выстрел и общее напряжение последних дней отняли у него немало сил, а
ведь физически он немощен, к тому же у него артрит. Вероятно, он передвигается
с трудом и очень медленно. Так что, думаю, мы можем его исключить из круга лиц,
которых можно подозревать в непосредственном убийстве Стила.
– А в ту ночь, когда была стрельба, полагаете, Карр все-таки
спускался вниз?
– Это единственный вывод, вытекающий из логики событий, –
сказал Мейсон. – Сигнализация была установлена так, чтобы он мог ее слышать. И
он признает, что в самом деле слышал ее. Очевидно, Карр поднялся и медленно
пошел вниз. У сейфа он кого-то застал, кто не ожидал его появления, и тот
стрелял.
– Вы полагаете, Стил получил сообщение, которое вы оставили
в консервной банке, до того… как он был убит?
– Не знаю, – сказал Мейсон. – Его смерть несколько усложняет
положение дел.
– Как это?
