Однажды, когда Родней перевозил отчима в Сан-Франциско, Карр
очень крепко заснул, и Родней сумел вытащить у него из кармана блокнот. В этом
блокноте была записана какая-то последовательная комбинация цифр, и Родней
решил, что это шифр сейфа. Он сказал, что я должна попытаться проникнуть в дом
и открыть его. Сказал также, что мне лучше взять с собой на всякий случай
оружие. Родней был единственным, кто мог подстраховать эту чрезвычайную
ситуацию и увести из дома всех, кто мог помешать, кроме старого калеки. Но
чтобы все сработало, он должен был уйти и сам… Нужно было только как следует
обдумать детали, чтобы осуществить задуманное. Было намечено время – полночь –
и решено, что он оставит пустую банку на полке как сигнал. На случай, если
возникнут новые обстоятельства, он нацарапает кодированное сообщение внутри
этой жестяной банки. Если сообщения не будет, это значило бы, что все
намеченное должно производиться в полночь тех суток, когда банка поставлена на
полку.
Мы вынуждены были связываться таким образом потому, что я не
могла свободно пользоваться телефоном, а если бы мне позвонил Родней, то его бы
без труда узнали по дефекту речи.
Двор между нашим домом и его квартирой был как бы общей
собственностью. Доступ туда у Роднея был, и у него хранился также дубликат
ключа, который подходил к замку двери гаража. Поскольку экономка недолюбливала
его и подозревала, Родней посчитал, что будет лучше, если нас никто не увидит
вместе, поэтому он придумал сигнал и код. Временами, когда я встречалась с ним
во дворе, он обычно кланялся и улыбался. И я тоже обычно очень сдержанно кивала
и улыбалась в ответ, хотя чувствовала, что мое сердце разрывается и начинает
кружиться голова.
В ночь, когда произошла стрельба, все сразу пошло не так.
Во-первых, моя невестка нашла банку, которую Родней оставил как сигнал. Это
произошло до того, как я туда спустилась. Я боялась, у нее возникнут
подозрения, и продолжала говорить об этой жестянке, пока не поняла, что она
далека от мысли, что это мог быть сигнал. Я собиралась спуститься и найти
место, куда невестка бросила банку, проверить, нет ли на ней нацарапанного
сообщения. Потом я обнаружила, что Артур использовал ее для краски. Очевидно, сообщения
никакого не было. Я попросила Стила посмотреть, где та банка. Конечно, Стил не
знал, зачем мне это понадобилось. Я просто сказала, что хочу побольше узнать об
этой банке, так как считаю, что ее появление очень необычно, не ведая о том,
что Стил – сыщик. Но об этом я узнала позже.
Из-за сбоя я не получила сообщения о том, что надо
отсоединить тревожную сигнализацию. Я отправилась туда вскоре после полуночи и
открыла сейф, достала немало бумаг, а потом услышала приближающиеся шаги –
медленные, с остановками, – зловещие шаги. Я спряталась за сейф. Карр вошел в
комнату и направился прямо ко мне. Сначала я подумала: он не знает, что я там.
Потом он приказал мне выходить. Я выстрелила. Он упал, а я вся оцепенела от
страха. Через некоторое время я стала выбираться из дома, но вдруг чуть не
столкнулась с входящим Артурчиком, чиркающим спичками. Я едва не убила его и
продолжала пятиться назад. Он не мог меня видеть, поскольку свет от спички
ослеплял ему глаза. Я отодвинулась назад и спряталась за сейфом. Он позвонил
этой шлюхе с накрашенными ногтями и спросил, все ли у нее в порядке. Когда
убедился, что все в порядке, вышел. Я была в той комнате, как в западне: Карр
лежал без сознания, но я не смела выйти сразу же, следом за Артурчиком.
Прождала несколько минут. Потом я вытащила негатив, который мне был нужен, из
конверта, а все остальное положила обратно в сейф, закрыла и заперла его. Я
была уже около двери, когда услышала, как щелкнул ключ в замке. Дверь
открылась, и вошла экономка. Мне бы надо было лишить ее жизни тогда же, но я
попыталась использовать внезапность и ринулась мимо нее в темноте, а она
схватила меня. Я ударила ее пистолетом, она же успела вырвать кусок из моего
платья, в которое она вцепилась железной хваткой. Мне все же удалось хлопнуть
дверью. Я тайком прокралась к себе и улеглась спать. До утра следующего дня я
так и не знала, что у меня оторван клок.
Я услышала утром, как люди из соседнего дома выехали из
гаража на машине, и поняла, что они повезли старика к доктору. Родней говорил
мне, что у экономки есть собственное жилье на Ист-Хиллгрэйд-авеню. Я
отправилась туда на следующий вечер, чтобы окончательно решить вопрос с ней.
Она поняла, что уже видела где-то такое же платье, какое было на мне, но не
помнила где. Это-то сначала и спасло меня. Но потом женщина вспомнила и собралась
сдать меня полиции. Наставила на меня пистолет, заставив бороться с ней.
Пистолет выстрелил во время этой борьбы. Я же не имела намерения убивать ее.
Страха я не испытывала, решила позвонить мистеру Мейсону и Опал Санли от лица
экономки Пэрлин, собирающейся сделать признание по делу об убийстве, а потом
обставить дело так, чтобы создалось впечатление, что она совершила
самоубийство. Это почти сработало. Этого ищейку Стила я хотела убить намеренно:
все вынюхивал! И знал слишком много. В кармане его я обнаружила телеграмму с
вызовом в Сан-Франциско. Я знала, что его надо убить, чтобы спасти Роднея. О
себе я не думала, но больше не хотела, чтобы Родней был в чем-то замешан. Я
люблю Роднея, никогда и не предполагала, что способна на такую любовь.
Потом, когда в сообщении из второй банки прочитала, что у
Перри Мейсона имеются отпечатки пальцев, придумала план, как успешно завершить
дело. Я всегда ненавидела свою невестку. Много раз ловила себя на мысли о том,
что ее надо уничтожить. Я позвонила Мейсону, притворившись на сей раз, что я –
Флоренс, призналась в убийствах и сказала, что хочу убить и себя. Потом мне
нужно было бы тихо войти в комнату Флоренс, сказать ей, что слышала телефонный
звонок и ответила на вызов и что Мейсон хочет поговорить и ждет ее на линии.
Артур спит так крепко, что я могла бы сделать это не рискуя, даже не разбудив
его. Если бы Флоренс подошла к телефону, я бы выстрелила в нее, а потом вложила
пистолет ей в руку.
Вам бы никогда всего этого не узнать, если бы Мейсону не
удалось обмануть меня насчет Роднея: он сказал, что Родней женится на этой
твари. Убийство Флоренс отпадало, потому что по разговору с Мейсоном я поняла,
что он пьян и не вспомнит потом, что я говорила… Сожалений о содеянном у меня
нет. Я делала это ради человека, которого люблю!..»
– Ну, достаточно, – прервал Мейсон. – Это вполне даст Трэггу
все, что ему нужно.
– А как же насчет человека, который входил в фотолабораторию
и чиркал спичками? – спросила Делла Стрит.
– А это просто для создания более убедительного алиби, –
сказал Мейсон. – Пленки не были засвечены. Просто она делала вид, что оказывает
содействие. Ей и в самом деле удалось создать немало путаницы.
– И она летала в Сан-Франциско?
– Конечно. У нее было собрание в клубе любителей
кроссвордов, а потом ей надо было в оперу, так что появилось неплохое
объяснение отсутствия в доме, что случается не так уж часто.
– Я бы никогда не заподозрила ее! – призналась Делла.
