Какая нежная, сладостная речь. Вот уж точно — дар обольщения.
До 30 лет он блудодей и вор, но вот к 30 годам — случилось: студент-семинарист встретился на его пути и беседой своей наставлял заблудшую душу на истинный путь. С того времени начинается таинственное житие «Старца» Григория. Во время молотьбы, когда над его святостью смеялись домашние, он воткнул лопату в ворох зерна и пошел по святым местам… Ходил больше года, вернулся домой, в хлеву выкопал пещеру и молился там две недели. И опять пошел странствовать, поклоняться святым местам. Был он в Киеве, как Преподобный Серафим, и в самой Саровской пустыни, а потом на богомолье в Москве — и дальше по бесконечным российским городам и весям.
Вернулся домой после долгих странствий и, молясь в церкви, на глазах народа в усердии разбивал лоб об пол. С того времени было дано ему пророчествовать и исцелять.
Вера Леонидовна:
«Это был фантастический человек. Тогда открылся модный ресторан „Вена“, меня привез туда Арцыбашев — автор знаменитой пьесы „Ревность“. Какой успех имела эта пьеса! С нами был известный всему Петербургу тоже невероятный человек — Манасевич-Мануйлов… Ходили слухи, что он агент сразу всех возможных разведок. Вот он-то и предложил: „Поедемте к Распутину…“ Это было рядом с „Веной“, на Гороховой. Арцыбашев отказался, но я — авантюристка. Распутин сидел в столовой, между двумя девушками, это были его дочери… Глаза… я физически помню это ощущение… глаза впились в меня. Стол был в цветах, напротив сидела молоденькая беленькая Муня — Мария Головина, фрейлина императрицы. Все время звонили и приезжали. Приезжали женщины. Муня бегала открывать дверь с усердием служанки. Потом он сказал ей: „Пиши“. И стал говорить. Все было — о кротости, о душе. Я пыталась запомнить и потом, придя домой, даже записала, но это было уже не то. А тогда у всех зажглись глаза… это был неизъяснимый поток любви… Я опьянела».
Этот рассказ я вспомнил в архиве.
Темно-синяя тетрадь императрицы. На обороте обложки тетради написано имя владелицы — Александра. Рядом с этой изящной росписью императрицы — каракули Распутина. Без знаков препинания пишет Григорий: «Здесь мой покой славы источник во свете свет подарок моей сердечной маме Григорий…»
Он называл ее «мама» — Мать русской земли. «Папа» — Николай.
«Подарок сердечной маме» — это его устные поучения, старательно записанные изящным почерком Аликс. Она их возьмет с собой в Тобольск и Екатеринбург. И будет их перечитывать до дня своей гибели.
Вот некоторые из них:
«Кто занят собою, тот дурак или мучитель Света, у нас вообще министры заняты собой — ой, не надо! Родина — широка, надо дать ей простор работы, но не левым и не правым, левые — глупы, а правые — дураки. Почему? Да потому что палкой научить хотят. Уже я прожил 50 лет, шестой десяток наступает и могу сказать: кто думает, что он научен и научился, правду говорят мудрецы, — тот дурак».
«Матерь Божья умна была, а никогда о себе не писала. Но жизнь ее известна духу нашему».
«Никогда не бойтесь выпускать узников, возрождать грешников к праведной жизни. Узники через их страдания… выше нас становятся перед лицом Божьим».
«Любите рай, он от любви, куда дух — там и мы. Любите облака — там мы живем».
Влияние полуграмотного мужика на Государыню всея Руси не только в том, что он врачевал тело несчастного сына. Но и в том, что он врачевал душу измученной императрицы.
Из его уст изливался поток великих христианских истин, с ним она очищалась от суеты, отдыхала душой. Знаток религиозных книг и, конечно, гипнотизер, он сумел стать для нее желанным «Старцем», о котором она мечтала там, в Саровской пустыни. Воскресшим Преподобным Серафимом.
Первое время, входя во дворец, Распутин кроток и светел. Потом, окончательно войдя в роль «Старца», он будет попеременно — фамильярен, свиреп, насмешлив и грозен с царской четой. При этом — никакой позы. Ошеломляющая простота и естественность.
Его тайна совсем не в силе чудотворства, сила эта — бесспорна. И она постоянно спасала ее сына. Ему даже необязательно было находиться рядом с Алексеем. Колдун ХХ века, он уже пользуется телефоном и телеграфом.
Множество раз описанные истории:
Звонок из Царского Села на квартиру Распутина: мальчик страдает, у него болит ухо — он не спит.
— Давай-ка его сюда, — обращается по телефону «Старец» к императрице. И уже совсем ласково подошедшему к телефону мальчику: — Что, Алешенька, полуношничаешь? Ничего не болит, ушко у тебя уже не болит, говорю я тебе. Спи».
Через 15 минут — ответный звонок из Царского: ухо не болит, он спит.
В 1912 году в Спале наследник умирал — у него опухоль, началось заражение крови. Но Аликс с измученным ночными бдениями лицом торжествующе показывает врачам распутинскую телеграмму: «Бог воззрил на твои слезы и внял твоим молитвам. Не печалься сын твой будет жить». Знаменитые врачи только печально качают головами: страшный финал неминуем.
А мальчик… мальчик вскоре выздоровел.
Во время войны Николай взял наследника с собой в Ставку. Алексей простудился, у него появился обычный насморк. Но мальчик — необычный: высморкался — и не выдержали сосуды, полилась кровь. И кровь эту врачи уже не смогли остановить… В императорском поезде вместе с Жильяром и бессильным доктором Деревенко Алексея отправляют в Царское. На перроне в Царском Селе их ожидает императрица.
— У него остановилась кровь! — торжествующе сказал Жильяр.
— Знаю, — спокойно отвечает Аликс, — когда это случилось?
— Где-то в половине седьмого.
Аликс протянула телеграмму Распутина: «Бог поможет, будет здоров». Телеграмма была отправлена в 6.20 утра.
В начале 1915 года Аня Вырубова получила тяжелые увечья.
«2 января… я ушла от Государыни, — вспоминала Вырубова, — и поездом 5.20 поехала в город. Села в первый вагон от паровоза… против меня сидела сестра кирасирского офицера. В вагоне было много народу. Не доезжая 6 верст до СПБ, вдруг раздался страшный грохот, и я почувствовала, что проваливаюсь куда-то головой вниз и ударяюсь об землю. Ноги запутались вероятно в трубы отопления, и я чувствовала, что они переломаны… Когда я пришла в себя, вокруг были тишина и мрак. Затем раздались стоны придавленных под развалинами вагонов раненых и умирающих. Я сама не могла ни пошевельнуться, ни кричать, на голове у меня лежал огромный железный брус».
Ее вытащили из под развалин.
«Помню, как меня пронесли через толпу народа в Царском, и я увидела императрицу и всех великих княжен в слезах. Меня принесли в санитарный автомобиль, и императрица вскочила в него и, присев на пол, держала мою голову на коленях, а я шептала ей, что умираю».
Подруга была безнадежна. И тогда позвали «Старца».
Распутин подошел к Ане… Стоит над кроватью, глаза лезут из орбит от страшного напряжения, и вдруг шепчет ласково: «Аннушка, проснись, поглядь на меня». Она открывает глаза…
