Отлично.
Опять накрывает волной ярости и хочется эту сучку неблагодарную придушить. Что не сделай, все не то и все мало. Да что ей вообще от мужиков и от жизни надо?
– Ада, – кладу на лицо прохладные ладони и растираю его, – я от тебя ничего не требую и ни к чему не принуждаю. Ты свободна и можешь идти на все четыре стороны. Живи как хочешь и оставь меня уже в покое.
Она медленно встает и отворачивается, делает пару шагов к выходу. Ада до последнего Ада. Даже спасибо хуй сказала. Сука меркантильная. Останавливается и оборачивается вся белая.
– Ты идиот.
– Ну спасибо, – сил мои больше нет это ее эгоизм терпеть. Перед глазами застилает красный дым. Медленно встаю из-за стола и иду в ее сторону с твердым намерением наконец придушить. Останавливаюсь всего в шаге от Ады и замираю.
Такого я еще в этой жизни не видел. Из огромных глаз размером с монету начинают катиться крупные слезы. Я в курсе, что все люди плачут и Ада, конечно, тоже физически может. Но все же.
– Ты что не понимаешь, что все это для тебя было, дурак? – отчаянно подрагивает ее голос и в мою грудь врезается кулачок?
– Да о чем ты вообще? – растерянно тяну к ней ладонь и стираю со щеки влагу, точно настоящие.
– Я же всегда тебя любила, с того долбаного свидания, – Ада срывается на крик, – Просто позволить себе не могла. Ни себе, ни тебе. У меня же не было будущего, только конечный срок и больничная койка. И спустя эти кошмарные четыре года ничего не изменилось. Даже сейчас мне тебе предложить нечего, – она закрывает лицо ладонями и тихонько всхлипывает, – я это тупик, Мирон. Мне ведь даже детей иметь нельзя.
В голове начали туго крутиться шестеренки. Смысл ее слов все никак не доходил.
– Повтори, – обхватываю запястья и пытаюсь оторвать ладони, прячущие ее лицо, но Ада не дает.
– Что повторить? – разносится из ладоней, глухо и напополам со всхлипами.
– Самое главное в этой твоей слезливой херне, – я терпеливо продолжаю отдирать ее пальцы. Ни в какую на меня смотреть не хочет.
– У меня никогда не будет детей, – шепчет Ада почти неслышно.
– Ада, не выводи, – отрываю наконец ладони и смотрю в зареванные глаза, – повтори.
– Я тебя люблю, – раздается сбивчивое признание и она жмурится, выдавая очередную порцию слез.
– Да ты просто, – с силой сжимаю хрупкие запястья и стискиваю зубы. Твою же мать!!! Да я ее всю жизнь!!! А она же!!! Ну вот как же? Я ей деньги за секс предлагал, сукой меркантильной называл, тварью бездушной, трахал как последнюю шлюху. А она, блядь, все терпела и молчала. Это что, самопожертвование такое? – долбаная мать Тереза, блядь.
– Ты не представляешь, какой была бы твоя жизнь рядом со мной все это время, – Ада отчаянно качает головой, – мой отец не пережил очередного отказа и слег с инфарктом. Он растаял у меня на глазах. А что было бы с тобой? – не сдается малышка.
– Господи, какая же ты дурочка, – жму Аду к себе и поверить не могу, что она так долго все это в себе носила.
– Я не дурочка, – она обнимает меня своими ладонями и утыкается в грудь, – это ты дурак. Мог бы жить себе счастливо и припеваючи. У тебя же все есть и девушка тоже.
– Ты моя девушка и другой нет, – целую темную макушку и поднимаю пушинку на руки, сажусь с ней на диван у окна, на котором я спал последнее время и прижимаю к груди свое беспокойное счастье.
– Правда? – еще один всхлип.
– Моя глупышка, – жму Аду к себе и поверить не могу, что она так долго все это в себе носила. Я считал ее конченой эгоисткой, а она, видите ли, решила, что так будет лучше. Всю душу мне на изнанку вывернула. Два раза.
– Мирон, как же я теперь жить буду?
– Долго и мучительно, прикую тебя цепью к себе и выброшу ключ.
– Я согласна, – Ада тихонько затихает и только периодически вытирает капающие из глаз слезы.
– Люблю тебя, Ада. Всегда любил.
– Знаю, – она еще плотнее прижимается к моей рубашке и та промокает, – только я все равно поступила правильно, – упрямо не отступает Ада.
А как бы поступил я на месте Ады? Что делать, если тебе двадцать один, ты и пожить толком не успел, а тебе говорят, что осталось совсем чуть-чуть? Я бы захотел всего, взял бы по максимуму. Только смог бы я удерживать рядом с собой любимую, зная что моя смерть ее уничтожит? Не смог бы. Отпустил. Оттолкнул. Дал бы шанс.
Ада все сделала правильно, дала мне шанс, но я использовал его по-своему.
– Да, – бездумно вожу пальцем по ее щеке, – я так на тебя злился, что за четыре года заработал столько, что хватило на лечение и еще прилично осталось.
– Прости, – Ада поднимает свое лицо ко мне, – я не знала, как правильно. Сделала, как умела.
– Знаю, не вини себя. И ты права, тогда бы ничего не вышло, я бы не отпустил, не смог. Даже представить себе не могу, что мне пришло бы в голову, знай я о твоем состоянии.
– Ограбил бы банк?
– Как вариант.
– Ты бы мог, – Ада облегченно усмехается.
А может тоже сгорел бы от горя, как и Адин отец. Они продали дом и уехали. Но денег оказалось не достаточно и отец не выдержал. Вынести, когда самый важный человек постепенно ускользает от тебя, а ты помочь не в силах, почти невозможно. Я ведь даже две недели с трудом пережил, каждый день мерещился мне как последний.
Если бы так четыре года? Даже думать страшно.
И деньги эти, все зарабатывал и не знал сам зачем мне столько. Просто остановится не мог, как заведенный сделка за сделкой. Все больше и больше.
Наверное, все же в жизни все решается за нас. И встреча в том кафе была решена судьбой. Я оказался там в то самое время, ведь не опоздал.
– Мне нельзя иметь детей, – Ада робко озвучивает проблему, которая для нее все же оказалась болезненной, хотя она и утверждала обратное.
– Знаю, – пожимаю плечами, – не все и не всегда заводят детей. Есть же эти, чайлдфри.
– Ты чайлдфри? – Ада садится у меня на коленях и начинает пристально изучать. Слезы уже подсохли о ее отчаянии напоминает только красный носик и немного опухшие глазки. В голосе сквозит подозрение и осуждение.
– Никогда не думал. Любимая, дети это огромная ответственность, – аккуратно заправляю за ушки распрепанные Адины волосы и как можно мягче начинаю задавать ряд наводящих вопросов:
– Адочка, а что стало с теми золотыми рыбками, что я тебе на день рождения подарил?
– Ой ну рыбки, – фыркает она, – сколько они там живут.
– Понятно, – киваю я, – а черепашка, что ты у Ани выпросила?
– Ну, – тянет Ада, уже догадываясь куда я клоню.
– Кролик, что Сергей тебе из Австрии привез. Тот, что выжить может считай где угодно.
