С минуту между нами повисла ватная тишина. И я даже не знала – напряженная ли она, как нынче утром с Сергеем или же растерянная или еще какая-то. У меня аж ладони вспотели, потому что Дикий молчал, изредка облизывал губы и смотрел. Смотрел, не отрываясь, словно не мог ни на секунду прервать наш зрительный контакт, будто от этого что-то зависело. И мне стало одновременно не по себе и даже где-то приятно. Не знаю почему, но тело вдруг стало более легким, а ход времени совершенно не чувствовался. Я бы не сказала – прошла ли секунда или час уже миновал. Все вдруг вокруг нас остановилось, остекленело вместе со мной и Диким.
Он потянулся рукой к моей талии и отдернул ее, будто обжегся. Потом спрятал руки в карманы светлых холщовых штанов, в тон к футболке и перекатился с носков на пятки.
Еще помолчал. Я уже собиралась хотя бы поздороваться – раз у нас не выходит ничего другого, но разговор-то надо начать. Потому, что оставаться вот так было невыносимым. Да, именно невыносимым. Хотя я опять же не могла определиться – приятным или же тягостным.
– Извини. Мне нужно было позвонить или сказать, что приду, – повинился вдруг вербер. Прокашлялся и продолжил: – Я тут вчера встретил одного из бандитов, что на тебя напали… Ну в тот день, помнишь. – он приподнял футболку, демонстрируя почти зажившую рану от пули, будто иллюстрировал собственные слова. Я кивнула. Еще бы не помнить! Я этот день уже никогда не забуду.
– В общем, тот бандит просил тебе передать… в качестве извинений…
Дикий сунул руку в задний карман и вдруг положил на кухонный стол конверт с внушительной пачкой евро. Я давно не держала в руках столько налички. В последнее время больше пользовалась картой, предпочитая платить ей и ничего не снимать.
А тут…
Я невольно пересчитала. Ого! Пятьдесят тысяч? Не много ли для компенсации морального ущерба? Нет, напугали меня тогда знатно. Да и в перестрелке я участвовала впервые. Вернее, присутствовала… Но, когда рядом стреляют, прямо скажем – ощущения зашкаливают. Но как-то удивительно, что у этих беспредельщиков вдруг прорезалась совесть. Я думала, она у них давно отсохла, как рудиментарная часть личности, которая не используется, в принципе.
Стоп! Но почему бандит вдруг отдал деньги Дикому?
И следующий вопрос вырвался изо рта сам.
– Бандит узнал тебя? Ты ведь был медведем? Он увидел, как ты обратился?
Я даже испугалась, что сейчас вербера схватят архаровцы из ОПО. Однако Дикий мотнул головой и мягко улыбнулся, отчего удивительные глаза его просияли.
– Нормально все. Не переживай. Он просто видел нас вместе, понял, что я к тебе приезжал и решил, что мы родственники. Я разубеждать не стал. Не его собачье дело. Ну вот бандит и передал через меня компенсацию.
Я прищурилась, глядя в лицо Дикого. Он явно что-то недоговаривал, темнил, юлил. И мысли крутанулись в другую сторону. Бандит встретился с Диким! А тут еще это досье!
Все нитки тянулись к клубку под названием «преступное прошлое вербера».
Я просто не могла искать нужные слова, подбирать правильные формулировки, стараться выражаться как можно осторожней. Хотя отлично осознавала, что не имею никаких прав расспрашивать Дикого или требовать у него отчета. Я ему, по сути, никто. Если вербер, действительно, скрывается от властей, он вряд ли заинтересован посвящать меня в собственные дела.
Все это пронеслось в голове ворохом предположений, вихрем вопросов. Но и смолчать, дальше думать о сведениях Сергея, гадать – где там правда, а где нет, я просто уже не могла.
На ум приходили даже такие гипотезы, о каких чаще смотришь фильмы или читаешь книги. Например, что вербера подставили или полицейские сфабриковали дело, чтобы свалить на него чью-то вину.
– Это правда, что ты уголовник? – выпалила я на едином дыхании. Потому что запнись я хоть на одном звуке – все, закончить уже не смогла бы. Слова застревали в горле и предательски прилипали к языку. Я смотрела в открытое, мужественное лицо Дикого, ища на нем ответы и объяснения.
А вербер нахмурился. Прогулялся по комнате: туда-сюда, скрестил руки на груди. По лицу его прошла тень. Казалось – Дикий решает для себя нечто несоизмеримо важное. Настолько, что я и представить себе не могла. Казалось, сейчас Дикий думает о вопросе, от которого зависит все его будущее.
Это путало меня, совершенно сбивало с панталыки. Я наблюдала, как вербер мерит широкими шагами мою гостиную, и не понимала его реакции. А может даже боялась ее?
Молчание повисло на руках гирями, и они плетьми легли вдоль тела.
Я смотрела на Дикого и не могла больше ничего сказать.
Вербер медленно притормозил, повернулся и поднял на меня глаза. Посмотрел так, словно я пытаю его, даже не так – исполняю приговор суда.
– Да. Я оборотень вне закона. Боец без правил. У меня проблемы с силами правопорядка. Я в розыске. Прости, что не предупредил сразу же. Я… не должен был тебя вообще в это втягивать. Не имел права, скорее всего.
Он хотел сказать что-то еще. Явно какое-то «но» или «однако» крутилось на языке и в голове Дикого. Он смотрел исподлобья, упрямым взглядом существа, для которого пройден последний рубеж. И – дальше – все, неважно – чем дело обернется. Так командуют собственным расстрелом. С достоинством и отчаянным порывом бесстрашия.
Это напугало меня, враз сломало все запреты и рамки, в которые я сама себя столь усиленно загоняла.
Я подскочила к Дикому и спросила, заглядывая в зеленые глаза вербера.
– Что случилось? Почему ты так? То есть… Я не понимаю…
Он поморщился, тяжело вздохнул, вдруг протянул руку, коснулся щеки – нежно-нежно. Меня прямо обсыпало мурашками. И захотелось прикрыть глаза, продлить эту ласку. Не знаю почему. Просто он так действовал…
– Ты… необыкновенная. Невероятная женщина. Ахсана. Не забывай об этом.
Дикий дернулся, будто собирался сгрести меня в охапку и унести. А затем вдруг обогнул и унесся прочь. Я выскочила из дома и успела уловить лишь как он перемахнул через наш забор.
Я его больше не увижу… Холодным вихрем пронеслось в голове, осело в мозгу. И мне стало совсем не по себе. Словно из моей жизни ушло нечто важное, ценное, хотя я и сама еще не понимала – насколько.
Я скорее упала на стул, чем села и несколько секунд просто дышала.
И несмотря на все слова Дикого, несмотря на его признание, я все равно не верила, что этот вербер – преступник. Обычный бандит, такой же как мрази, что передали мне деньги за моральный ущерб…
Ну не могла я в это поверить. Не могла – и все тут.
* * *
Дикий
Михей метался по лесу следом за Диким, пока тот бросался на деревья, драл когтями стволы, вгрызался в них и ревел, ревел, ревел…
Это было какое-то безумие. Дикий не мог остановиться, не мог тормознуть своего зверя. Адреналин и тестостерон шпарили так, что все тело взрывалось какой-то неуправляемой, бесноватой животной яростью. Вербер с огромным трудом держался в рамках порчи леса…
