– Майя, ты должна ко мне вернуться. Хватит уже меня наказывать! Мой проступок не настолько велик, чтобы злиться так долго.
– Проступок?
– О’кей, не проступок. Маленькая шалость. Ты же прогрессивная девушка и должна понимать, что у любого мужика до свадьбы случаются некоторые хулиганства. Все мы такие. Природа время от времени берет свое. Я тебе, кстати, вот… – Он лезет в карман и вытаскивает оттуда маленькую бархатную коробочку. – Сережки купил.
– Сережки? Но у меня даже уши не проколоты.
– Ничего, проколем. Я умею! Я всем своим сестрам уши сам прокалывал. У тебя есть шприц с иглой?
От ужаса я вжимаюсь в косяк: только пыток мне тут не хватало!
– Андрей, давай ты прямо сейчас пойдешь домой, а мы потом как-нибудь поговорим. Когда протрезвеешь.
Он кладет коробочку с серьгами на столик и хватает меня за руки.
– Просто скажи, что больше не сердишься. Что мы снова вместе. Я последние дни места себе не нахожу: так плохо без тебя – ужас. Я даже к психологу ходил.
– И что он тебе сказал?
– Ну, разное всякое.
– Например?
– Что в изменах виноваты оба, сечешь?
– Так в изменах или маленьких шалостях? – не удерживаюсь от подколки я.
Он морщится.
– Майя, не придирайся к словам. Ты задела мое самолюбие тем, что сразу не согласилась выйти за меня. И когда Катюха на меня набросилась, я не смог устоять. Понимаешь?
– Ага. Ты морально неустойчивый.
– Нет. Я обычный. И обещаю: после свадьбы ни-ни.
– То есть до свадьбы на верность можно не надеяться?
Из туалета вдруг раздается громкий шум смываемого бачка – я и Лаптев дружно вздрагиваем и прислушиваемся.
– Ты не одна?
– Видимо, да.
Андрей мгновенно превращается из плюшевого мишки в разъяренного льва:
– Вот уж не ожидал, что ты водишь к себе мужиков. А с виду такая скромная, правильная.
– В тихом омуте черти водятся… – зачем-то говорю я.
Из туалета с царственным видом выплывает Иваныч в клетчатой папиной пижаме; заметив Лаптева, он на глазах мрачнеет.
– О! А это еще что за хмырь? Папаша твоей Алёнки, что ли?
Я чувствую желание убежать из дома босиком по снегу. Почему мамин одноклассник всё еще здесь? Что за наказание такое?
– Значит, это ты, козлина, дите свое бросил? – Иваныч начинает наступать на Лаптева, попутно закатывая рукава рубахи. – Сейчас я быстро научу тебя уму-разуму. У нас в Кочкино с такими, как ты, не церемонятся.
– Майя, что это за мужик? – Лаптев медленно пятится от Иваныча и как будто даже слегка трезвеет. – Чего ему от меня надо?
– Не знаю, – бормочу я.
– Сейчас я тебе рыло твое свинское-то начищу, кобель паршивый, – Иваныч хватает Лаптева за грудки и чуть встряхивает. – Ты почто девку обрюхатил, а не женишься?
– Мужчина, вы что себе позволяете? – Лаптев безуспешно пытается высвободиться из цепких пальцев Иваныча. – Никого я не брюхатил.
Я отлепляюсь от косяка и пытаюсь втиснуться между мужчинами:
– Анатолий Иваныч, успокойтесь. Андрей никакого отношения к моему ребенку не имеет.
– Конечно-конечно! – злобно пыхтит Иваныч и трясет Андрея всё сильнее. – Не надо его покрывать. Кто-то должен выбить дурь из этого нелюдя.
– Да отпустите же вы его!
Не додумавшись ни до чего более хитрого, больно наступаю Иванычу на ногу. Он тихо ойкает, но еще крепче сжимает ворот Андреевой куртки.
– Майя, немедленно убери от меня этого ненормального! – почти взвизгивает Лаптев, и лицо его идет пятнами.
– Анатолий Иванович, прекратите! Если хотите я вам Алёнкино свидетельство о рождении покажу. Марковна она у нас. Не Андреевна.
– Ты не Марк? – недоверчиво уточняет Иваныч у Лаптева и слегка смущается.
– Нет.
– Точно?
– В правом нагрудном кармане – водительские права. Можете сами убедиться.
Иваныч наконец отпускает Лаптева и тут же начинает обшаривать его куртку, выуживает водительское удостоверение. Несколько секунд он внимательно изучает фото, а потом пару раз сличает его с оригиналом.
– Действительно, не Марк. А где тогда Марк?
– Понятия не имею, – злобно огрызается Лаптев и поправляет куртку.
– За границей, – зачем-то поясняю я. – Эмигрировал.
Иваныч закатывает глаза.
– Вот мужики-то пошли! Куда угодно готовы слинять от ответственности.
Мне почему-то становится жутко обидно за свою первую любовь:
– Да Марк и не знает, что у него ребенок есть.
– Это еще почему?
Пожимаю плечами.
– Я не стала ему сообщать: не люблю навязываться.
Лаптев демонстративно глядит на часы.
– Ладно, я, пожалуй, пойду. Мы с тобой, Майя, попозже поговорим.
– Конечно-конечно, – киваю я и даже открываю ему дверь. – Поговорить – это я всегда пожалуйста.
Он выходит на лестничную площадку и застывает, как истукан:
– Мне кажется, я тебя люблю.
Я зачем-то пожимаю плечами, захлопываю дверь и прислоняюсь к ней спиной.
– Только этого мне и не хватало
– Чего? – уточняет Иваныч.
– Это я не вам.
Он некоторое время переминается с ноги на ногу, а потом вздыхает:
– Неловко как-то получилось…
– Да уж точно.
– Но ты тоже хороша: даже чаю гостю не предложила.
Меня вновь накрывает раздражением, да так, что и мигрень отходит на второй план.
– Анатолий Иваныч, вы почему до сих пор не в Кочкине, а?
– Твоя мама разрешила мне остаться у вас до обеда. У меня просто еще кое-какие дела в городе есть.
Я бросаю взгляд на настенные часы и чуть приободряюсь: осталось подождать совсем чуть-чуть, и этот кошмар закончится. Подхожу к зеркалу и берусь за расческу.
– Есть хочешь? – Иваныч с любопытством разглядывает коробочку с серьгами, оставленную Лаптевым на столике. – Мы с твоей мамой утром борщ сварили. С салом – самое то.
– Нет, спасибо.
– А я поем! – радостно сообщает он и уходит на кухню.
Ох, время, беги быстрей, а?
* * *
После ухода Анатолия Ивановича я разворачиваю бурную хозяйственную деятельность: стираю, мою пол, готовлю рагу. Хозяюшка из меня не очень, но простые дела по дому всегда меня успокаивали. Часа через три уверенного шуршания по углам и на кухне, мои нервы как канаты. К тому же квартира наполняется ароматом тушеных овощей, а мышцы приятной усталостью.
