Александровича Потемкина».
Часы на камине бьют девять: дама и кавалер на часах танцуют менуэт.
Время работы для себя закончено. Наступило время для государства. Она возвращается в спальню.
Екатерина в белом широком капоте и в белом тюлевом чепце. Входит секретарь со множеством бумаг.
Определяется содержание дня. Выслушиваются важнейшие доклады.
Екатерина надевает очки.
– Вам еще не нужен сей снаряд? – спрашивает она с усмешкой секретаря. – А мы на долговременной службе отечеству притупили зрение...
В спальню входят сановники, обер-полицмейстер.
Екатерина подписывает бесконечные бумаги, когда появляется человек средних лет, приятный, спокойный, предупредительный. Это Александр Алексеевич Вяземский. Он из новых, исполнительных бюрократов. Генерал-прокурор. Душа ретроградной партии, ненавистник реформ и враг всякого иностранного влияния. Он таков, ибо этого хочет императрица, чтобы иметь противовес графу Панину, любителю реформ и стороннику иностранного влияния. Екатерина любит равновесие.
Просмотрите план дня, Александр Алексеевич»
Часы на камине пробили двенадцать. В официальной уборной Екатерина завершает туалет. Она одета в простое широкое «молдавское» платье. Старый парикмахер Козлов заканчивает прическу императрицы. За ушами букли, волосы забраны кверху, чтобы открыть широкий лоб. И никаких драгоценностей. Сейчас Екатерина – правительница.
Втыкают последние шпильки в ее прическу. Одновременно она продолжает решать государственные дела. В уборной толпятся сановники.
Входит граф Панин.
– Уж не стряслось ли что-нибудь, Никита Иванович? Вы сегодня поднялись непривычно рано, – насмешливо говорит императрица.
– Пришло письмо, Ваше величество, от графа Алексея Григорьевича из Италии.
– Разбор иностранной почты назначен на два часа – не будем ломать наш распорядок
Панин молча кланяется.
«На днях я шутила: угадывала, кто от чего помрет. Про Панина я сказала: „Этот помрет от одной из двух причин – коли ему надо будет или поспешить, или рано встать. И тем не менее сегодня он встал. Да, в чем-то сильно провинился его вечный враг Орлов™ Он просто помирает от нетерпения нам рассказать... Ничего, потерпишь, голубчик!“
Часы на камине пробили час – дама и кавалер танцуют свой менуэт.
Время обеда. Обедает она «просто и скромно, в узком кругу».
За огромным роскошным столом собралось два десятка вельмож. Среди них Панин, Вяземский, Голицын, Кирилла Разумовский.
Место справа от императрицы пустует. Это место фаворита. Нынешний фаворит Потемкин – в Москве.
«Раньше за этим столом сидели блестящие люди, теперь – исполнительные. Только, пожалуй, граф Панин сохраняет детскую страсть высказывать собственное мнение. Вещь полезная для державы в дни трудностей и излишняя в дни благоденствия. И нынче я держу его только для одного – участия в придворных интригах. Ибо пока они борются и ненавидят друг друга, я сильна... Итак, он готовит что-то против Орлова. А мы покажем, как ценим графа, – и тем немного раззадорим его. Эти блестящие люди так легко становятся детьми, когда воюют друг с другом...»
За столом идет беседа о государственных делах
– Я отписала в письме к графу Орлову, – говорит Екатерина, – кто и как, по нашему суждению, воспринимает наш мир с турками. Англичане рады, конечно, они наши союзники. Ну, а прочие разные виды имеют-
Французы в большом прискорбии – яд, ими испускаемый, действия не дал. Да и Фридриху прусскому не удастся более прибирать чужих земель, как было, пока мы с турками воевали... И теперь я с нетерпением жду ответного послания графа. Я так ценю его меткие суждения... – Все это она говорит, поглядывая на Панина. – Кстати, Никита Иванович, вы, кажется, сказали...
– Именно так, Ваше величество. Мы получили важное письмо от фа– фа, – с непроницаемым лицом отвечает Панин. – И сегодня я буду иметь честь доложить вам о том...
На часах – два часа дня.
В рабочем кабинете императрицы – граф Панин, князь Вяземский. Князь Вяземский, как всегда, молчит. Разговаривают Екатерина и Панин.
Теперь с двух до четырех она будет разбирать дипломатическую почту: донесения русских дипломатов, секретных агентов, письма европейских государей. К четырем, когда заканчивается рабочий день, Екатерина будет трудиться уже десять часов.
Панин мягко кладет перед ней пакет.
– Письмо графа Орлова из Ливорно.
– Будьте добры, где мой снаряд? Секретарь подает очки.
– Ну, и что же пишет граф? – надевая очки, со своей вечно ласковой улыбкой спрашивает она Панина.
– В начале письма граф обстоятельно рассказывает, как откликнулись европейские государи на наш мир с Турцией. И, надо сказать, совершенно повторяет справедливые высказывания Вашего величества, – без выражения произносит Панин.
– Мы с графом редко расходимся во мнениях, – улыбается Екатерина
– Ну, а в дальнейшем...
Панин замолкает, потому что Екатерина начинает читать. Лицо ее багровеет, она вскакивает со стула и начинает быстро шагать по кабинету.
«Я называю вулкан Этну своим кузеном, ибо очень вспыльчива. Но я умею подавить это в себе. В эти минуты я никогда не подписываю никаких приказов. Я попросту хожу и грубо ругаюсь...»
Екатерина мечется по кабинету, залпом пьет воду из стакана.
– Ах, каналья... Ах, бестия... Грязная каналья!.. Нам нет покоя... Только разделались с одним вором... Теперь нам создают другого Пугачева! И когда же это кончится?!
– Государыня, – мягко начинает Панин. – В свое время я доклады вал о предложении сената рагузского выслать самозванку. Но вы в милосердии своем просили не замечать эту побродяжку, хотя я был тогда иного мнения.
– Тогда мы могли и не заметить эту авантюреру... – Екатерина уже взяла себя в руки и говорит как обычно, доброжелательно и спокойно. – Тогда о побродяжке писали только иностранные газеты, которых, слава Богу, у нас в России не получают. Разве что в Коллегии иностранных дел. Но теперь эта каналья, всклепавшая на себя чужое имя, дерзнула обращаться к российскому флоту. Я не хочу, чтобы, к радости врагов наших, у нас за границей объявился новый Пугачев!
– И вот здесь, Ваше величество, – Панин торжествующе помедлил, – мне кажутся особенно сомнительными меры, которые по сему поводу предлагает граф Алексей Григорьевич. Особенно тревожит меня план графа войти в сношение с авантюрерой.
Екатерина разгуливает по кабинету.
«Ах, мои „блестящие люди“! Как же вы все ненавидите друг друга! Если бы я вас слушала, я должна была бы казнить каждого из вас... И все ж таки в точку попал на этот раз – сама тревожусь!.. Видать, не выдержало ретивое у Алексея Григорьевича. Да, он всегда имеет две тетивы на одном луке!»
