– Не поняла ты, – вдруг шепотом сказал граф. – Чтобы понять это, надо там родиться и жить. Когда она нательный крест палачу отдала, она как бы братом его сделала...
– Какие странные брат и сестра – палач и жертва...
– Опять не понимаешь... простила она его. Простить на плахе – ох как это по-нашему!
– Ну, и в заключение, граф, мой подарок еще одно имя. Я вам прежде сказать обещала – имя учителя, вывезшего из России дочь Елизаветы... меня вывезшего... Дитцель!
– Вправду Дитцель! – задохнулся граф.
– Но я обещала только одно имя, – рассмеялась она. – А наговорила... Полно, хватит.
– Но подожди, – торопливо продолжал Орлов, – я слыхал, что этот Дитцель действительно вывез за границу дочь Елизаветы... Но при дворе говорили: ее зовут Августа?
Она молчала.
– Я слыхал: вывезли ее из России вместе с племянником отца ее Разумовского?
Она молча, с улыбкой смотрела на возбужденного графа.
– Дараган была фамилия племянника, – сказал он. – И Дитцель назвал ее за границей Августа Дараганова. Да немцы в Тараканову ее передела ли для благозвучия. Августа Тараканова... Но как Августа Тараканова в Елизавету-то превратилась?!
– А... может, тоже для благозвучия? – Она расхохоталась. – Вы совсем извелись вопросами. Вот что значит Фома неверующий. Чтобы вас не мучить, я так закончу наш разговор: скоро вы все поймете! Я обещаю рассказать вам все, граф, когда ваша эскадра выступит против узурпаторши. Так ре шили люди, поддерживающие меня™
И она засмеялась и нежно прикоснулась к его лицу.
Коляска ехала по городу, играли музыканты...
«Но откуда она про Дитцеля знает? И про Шмидтшу? Ляхи рассказали? Готовили ее? Но времени выяснять уже более нет. В Петербурге, чай, уже... Неделя блаженства закончилась, Ваше сиятельство».
В дворцовом саду адмирал Грейг докладывал Орлову:
– Большой ропот среди моряков, Ваше сиятельство. Дисциплина стремительно падает™
Орлов молча передал Грейгу запечатанный пакет.
– Возвращайтесь на корабль, адмирал. Пакет вскроете на корабле, там мои подробные инструкции. В ближайшее время дисциплина на кораблях не будет внушать опасений...
Грейг откланялся. И тотчас в саду появился Рибас:
– Все ее бумаги в бауле, их охраняет Доманский. Когда он уходит из дома, к баулу приставлен верный слуга, чех Ян Рихтер. Пытаться похитить бумаги бессмысленно.
– И не надо. Думаю, что там ничего нет. Так что... – И Орлов замолчал.
– Да, – вдруг сказал Рибас, – хочешь – не хочешь... – Он вздохнул.
– Дьявол ты, Осип Михайлович, – глухо сказал Орлов. – Ступай... Орлов медленно шел через анфиладу дворца. Остановился перед зеркалом. Глядел, усмехался на свое отражение:
– Как он сказал? «Не хочешь...» Не хочешь... Самозванка она. Это точно. А если б не самозванка была?
Человек в зеркале печально усмехнулся.
– Вот в том-то и дело, – сказал граф отражению. – Только самолюбие свое тешил. А на самом деле конец игре точно знал. Потому как на самом деле – холоп ты, давно холоп!
Она сидела у камина. На столике стоял шандал, сделанный когда-то для нее князем Лимбургом. Шандал был зажжен, и на экране она так же сидела у камина. И у ног ее, как на экране, на маленькой скамеечке пристроилась камеристка Франциска фон Мештеде.
Слуга доложил – и быстрыми шагами вошел, почти вбежал Орлов. Он протянул ей бумагу.
– Депеша! Из Ливорно! Злая драка в городе! Англичане, союзники наши, и мои моряки сильно пьяные были. Раненые и убитые с обеих сторон». Волнения на кораблях... Хотят жечь английскую эскадру. А у меня в адмиралах англичанин Грейг. Бунт назревает! – Он мерил залу своими огромными шагами. – Я выезжаю в Ливорно. Немедля.
– То есть как? – сказала она капризно. – Значит, вы можете вот так уехать? Оставить меня?
– По-моему, вы забыли, Ваше императорское высочество: кроме любви, нас связало и нечто другое. Я не могу потерять эскадру накануне...
– Боже мой, я действительно все забыла!
Она поднялась с кресла и сказала величественно:
– Это знак судьбы. Пора начинать. Я еду с вами в Ливорно.
– Пора начинать,– как эхо, повторил граф.– Но учти: условие будет...
Она сразу стала настороженной.
– Мы повенчаемся в Ливорно, – сказал граф. – И, как положено внучке Петра, венчать нас будет православный священник...
– Православный священник – в Ливорно?
– Есть! У меня на корабле есть, там и повенчаемся. Это будет началом восстания. Сразу после венчания я объявлю флоту свою волю. Твою волю.
Она задумалась, долго глядела на него. Затем сказала:
– Ну что ж... ты прав... Святое дело зовет – и будь что будет! Поцелуй меня!
Он целовал ее бесконечно, безумно.
– Вот теперь я верю, – сказала она смеясь. – Все будет...
ХРИСТЕНЕК ЧИН МАЙОРА
На следующий день в покоях принцессы появился Христенек Он стоял у камина, ожидая выхода принцессы, когда услышал приближающиеся шаги и отрывистый разговор.
– Можно обманывать днем, но не ночью, – говорил голос принцессы.
– И все-таки ты сошла с ума, – отвечал мужской голос
– Запомни: сошел с ума тот, кто влюблен. А он влюблен, и безумно – уж в этом я разбираюсь. Влюбленный – всегда глуп. «На забаву нам и созданы глупцы».
– Но, умоляю, будь осторожна.
– Рискнем... Тем более это наш единственный шанс. Все или ничего! Рихтера оставишь здесь с бумагами. Сами поедете со мной. На худой конец...
Христенек громко кашлянул. Голоса замолкли, и через мгновение в залу торопливо вошла принцесса.
– Что вы тут делаете, милейший?
– Слушаю то, что мне слушать не положено. На вашем месте я рассчитал бы слуг: в дом может войти всякий.
Принцесса молча, пристально смотрела на него.
– Я пришел просить вас об исполнении слова, – усмехнулся Христенек – Вы обещали похлопотать перед графом о майоре Христенеке. На корабле готовят свадьбу, это будет самое время для подобной просьбы.
Она молчала
– Кроме того, – продолжал Христенек, – раньше у вас не было денег, у меня были. Но теперь, к сожалению, наоборот...
Принцесса с облегчением вздохнула, подошла к шкатулке и вынула мешочек с золотом.
– Сдается, что вы большой плут, мой юный друг!
– Это не так плохо, – сказал Христенек, – иметь своего плута при графе. Но это будет стоить хлопот о чине. И денег. Много денег!
– Вы будете майором, – засмеялась принцесса и с торжеством обернулась к Доманскому, стоявшему в дверях»
