На конечной станции из открытой камеры установки свисают вниз пучки кабелей. Лабораторный кран должен поднять и загрузить в камеру ее начинку. Но вес зеркал вместе с системой их подвеса находится на пределе допустимой для крана нагрузки, поэтому часть системы предстоит сначала демонтировать; лишь затем экспериментаторы заново соберут всю систему. Верхняя часть камеры поднимается, и внутри, хотя и с трудом, может поместиться один взрослый человек. Когда же установка будет завершена и людей и пауков из камеры удалят, из нее откачают воздух и откроют задвижки, соединяющие объем камеры с вакуумным объемом трубы.
На обратном пути Брайан О’Рейлли сворачивает на дорогу, идущую вдоль плеча Y, и останавливается около промежуточной станции, где отдыхает на обочине бригада строителей. С раннего утра они занимались тем, что удаляли с поверхности трубы изоляцию. Где-то в плече обнаружилась небольшая течь, на поиски которой ушли месяцы. Но чтобы добраться до металлической трубы, надо сначала снять с нее изъеденный коричневыми пауками-отшельниками и черными вдовами слой изоляции. Брайан пригласил меня зайти в цементный тоннель и посмотреть на продолжение той стальной трубы, под которую мы еще совсем недавно ныряли в главном здании обсерватории. Я соглашаюсь, но он почти мгновенно выталкивает меня наружу – нам обоим явно требуются защитные маски. Атмосфера внутри насыщена густым ароматом плесени. В самый последний момент, когда одна моя нога уже была в залитой солнцем жаркой Луизиане, а другая еще оставалась в сыром и мрачном тоннеле, мне внезапно показалось, что вдалеке, может, километрах в двух, я вижу какой-то свет. Я живо представила себе пробирающегося по узкому проходу Рая Вайсса. Он бы наверняка первым, как только обсерватория была построена, исследовал внутренности цементной оболочки. Одна его рука скользила бы вдоль трубы, а другая сжимала отпугивающий всяческих вредителей и змей зажженный фонарик. Именно благодаря подобным путешествиям он осознал опасность, которую таила в себе моча пауков с ее соляной кислотой, – а ведь прежде этому никто не придавал значения. И вот так он проходил все четыре необыкновенных километра, пока не добирался до реального, яркого света в конце тоннеля. И я думаю: “Надеюсь, он не забыл надеть маску”.
Строительство двух обсерваторий началось в середине 1990-х годов, и возглавил его второй директор LIGO, Барри Бэриш. “Как же мне теперь поступить?” – спросил президент Калтеха у только что уволенного Робби Фогта.
И Фогт предложил: “Недавно был закрыт проект строительства суперколлайдера. Барри Бэриш специализируется в области физики элементарных частиц. Он чертовски хорош как ученый и сможет заняться LIGO”.
Сверхпроводящий большой коллайдер не должен был стать всего лишь сверхдорогим тоннелем, прорытым в Уоксахачи, штат Техас. На этом ускорителе намеревались отыскать знаменитый бозон Хиггса, причем это могло случиться уже несколько десятилетий назад, – если бы Конгресс не решил прекратить финансирование. Барри Бэриш отвечал на ускорителе за экспериментальную программу, но когда в 1993 году проект большого коллайдера был остановлен, Бэриш даже не успел расстроиться по этому поводу. Администрация Калтеха и Национальный научный фонд дали ему месяц на обдумывание предложения возглавить LIGO, но столько времени не понадобилось: решение он принял в одночасье. Бэриш сказал мне, что если это и преувеличение, то очень незначительное. Согласился же он так быстро потому, что заинтересовался проектом LIGO еще тогда, когда Кип в конце 1970-х впервые выступил с инициативой развивать в Калтехе экспериментальную гравитацию. “Единственное, что мне оставалось – прикинуть, смогу ли я улучшить ситуацию с проектом”.
В 1994 году Бэриш вступил в должность директора практически мертвого, хотя официально и не закрытого проекта. Точнее, впрочем, будет сказать, что проект тогда находился на смертном одре. Национальный научный фонд потерял к нему доверие и забрал (так, кстати, и не выделенные окончательно) деньги обратно. Перед Бэришем стояли две насущные задачи. Во-первых, необходимо было собрать команду. И во-вторых, что было гораздо сложнее, ему следовало вернуть в проект фактические деньги – причем, по его прикидкам, денег теперь требовалось больше, чем запрашивалось для проекта ранее. То есть Национальный научный фонд намеревался вот-вот окончательно закрыть проект, а новый директор этого проекта хотел не просто получить деньги, но еще и увеличить сумму. Возможно, прежний скромный бюджет и соответствовал стилю управления Робби, стилю “сканк уоркс”, но Барри-то намеревался создать более надежную структуру управления и потому оценивал будущие расходы примерно в триста миллионов долларов.
Вопрос бюджета проекта и определил тактическую политику Бэриша, сразу озвучившего требуемую сумму в переговорах с Национальным научным фондом. Заниженная сметная стоимость должна была уйти в прошлое – она ни в коем случае не могла стать проблемой наступающей новой эры. Если бы Бэриш промедлил с постановкой этого вопроса, сегодня бы LIGO не было.
В 1994-м, спустя двадцать пять лет после возникновения идеи эксперимента, Бэриш вернул Национальному научному фонду веру в реализуемость проекта (“Кип их очаровал, а я вернул в реальный мир”), пересмотренный бюджет которого превышал теперь триста миллионов долларов. (По словам Кипа, в переговорах с Национальным научным фондом были сразу правильно расставлены акценты относительно перспектив проекта. Было оговорено, что первоначальные детекторы не смогут обнаружить гравитационные волны и что поэтому непременно потребуется следующее, усовершенствованное поколение детекторов.) При поддержке фонда небольшая группа изобретательных экспериментаторов, работавшая в сравнительно скромной лаборатории университетского кампуса, воплотила в жизнь грандиозный проект LIGO, огромные обсерватории которого обслуживают сегодня десятки инженеров и ученых. Масштаб экспериментальной установки, которая в 1991 году ютилась в трейлере на территории Калифорнийского технологического института и длина плеч которой составляла сорок метров, должен был не только увеличиться на два порядка, но еще и дважды продублироваться обсерваториями в Луизиане и Вашингтоне. Предстояло выкупить земельные участки, построить здания и туннели, создать высокий вакуум в объеме более 18 000 кубических метров, привлечь к работе над проектом специалистов из других областей. Ученые и инженеры должны были контролировать разработку и установку лучевых труб, изготовление лазеров и зеркал. Перед все увеличивающейся группой стояла задача создания реального инструмента с реальными возможностями обнаружения. Кип выразился весьма категорично: “Барри Бэриш оказался самым опытным менеджером крупных проектов во всем мире”. И так думали очень многие, не исключено даже, что это мнение втайне разделяли вообще все, кто был причастен к проекту.
Зная, что Бэриш родился в Омахе, штат Небраска, я мысленно нарисовала образ этакого долговязого, уверенного в себе человека с большой пряжкой на ремне. “Я переехал в Калифорнию в возрасте девяти лет”, – подправляет он мою картинку из мира ковбоев. Его голос, не громкий и не тихий, строг почти по-военному. Барри сразу вызывает восхищение у собеседника, хотя для него это, скорее, средство, а не цель. Он действительно в высшей степени хорош в плане принятия правильных решений. Будучи талантливым организатором, Барри Бэриш не только построил здания и научную установку, но и сплотил вокруг LIGO научное сообщество, которое теперь включало в себя теоретиков и экспериментаторов из всех уголков мира. Как раз благодаря этому последнему обстоятельству сообщество LIGO и смогло максимизировать научную отдачу проекта.
