– И все-таки вкуснее, чем пекла твоя мама, я ничего не ел ни во Франции, ни в Италии! Пироги пани Терезы! Со сливами, вишнями, яблоками, эклеры с шоколадным кремом и трубочки со сливочным! Это шедевры, Аннушка!
Анна вздохнула.
– Только жаль, что я не любила сладкое. А кулинаркой мама и вправду была непревзойденной.
После ужина они долго сидели в парке, не возвращаясь к сложным проблемам, болтали по пустякам.
Хватит печалей и жалоб, в конце концов, у них остался всего один день! А про свою прошлую жизнь они когда-то дали слово не вспоминать. Правда, не всегда получалось, но старались изо всех сил.
Они прошлись по парку, где потрясающе пахло свежескошенной и политой травой, кустовой розой, оплетающей ограду, жасмином и липой. С Карпатских гор тянуло прохладой, вечерней свежестью и сыростью леса. Вдоль дорожек горели фонари, а мальчики-амуры из серого гранита были, как всегда, улыбчивы и веселы.
– Расскажи мне что-нибудь еще, – попросил он, – про Краков, про нашу улицу, наш – прости, твой – дом! Про наших соседей, про твою дуру сестрицу! Про все, что мы когда-то любили. Знаешь, я так скучаю по всему этому.
– Когда-то? – растерянно повторила она. – Ну почему же? Я и сейчас все это люблю. Но что рассказывать, Марек? Я тебе все сто раз рассказала! Повторюсь – какие у меня новости? Да никаких. Старость, болячки, что интересного? Ты бы приехал! Ну и…
– Мне тяжело, Анна, – перебил ее он. – Всегда тяжело туда возвращаться. Да и дела… все уже стало непросто. – Он усмехнулся: – Сама говоришь, старость, болячки!
– Ну, это не про тебя, – улыбнулась она, поплевав через плечо. – Тьфу-тьфу, не дай бог!
Как водится, он проводил ее до номера и, привычно чмокнув в щеку, погладил по волосам.
– Завтра последний день, – сказал он, пристально глядя ей в глаза. – Как быстро все пролетело!
– Как все хорошее, – улыбнулась Анна, – но спасибо, что было, правда? И в конце концов, мы едем домой. Я в свою любимую избушку, ты – в свой прекрасный дом. У тебя еще несколько месяцев будет море, а у меня, надеюсь, теплое лето. Тебя ждет семья, а меня – покой и уединение, то, к чему я привыкла и так полюбила. Жизнь войдет в привычное русло, и это прекрасно. А на следующий год, – улыбнулась Анна, – дай бог, мы встретимся снова. Здесь или в другом месте – какая разница? Если ты, конечно, не передумаешь, – рассмеялась она. – Но я все же надеюсь.
– Анна, – хрипло сказал он. – Ну что за дурацкая жизнь? Почему мы опять расстаемся на год?
– Дурацкая? – искренне удивилась она. – Что ты, Марек! Она прекрасна, эта жизнь! Прекрасна и удивительна. О чем ты! А наши встречи? Разве это не чудо?
Словно видя впервые, он внимательно смотрел на нее:
– Нет, все-таки ты, Аннушка, удивительный человек. Это тебя прекрасней нет, моя дорогая! Щедрей и прекрасней!
Махнув рукой, Анна смущенно рассмеялась:
– О да, куда там, прекрасная! Старуха в морщинах с костылем – лучшее из того, что ты видел!
– Лучшее, – без доли иронии кивнул он. – Самое лучшее.
– Все, все, – смущенно забормотала она. – Хватит, ей-богу! Лично я – спать! А ты, – она хитро прищурилась, – ты еще можешь порассуждать о чем-то подобном, но уже без меня, извини!
Поцеловав ей руку, он развернулся и пошел к себе.
В номере Анна села в кресло. Сильно дрожали руки и ломило затылок, хорошо бы померить давление. Кажется, высоковато… Но сил не было. Скинув блузку и брюки, Анна легла на кровать.
На тумбочке в высокой прозрачной вазе, издавая тонкий и деликатный запах, стояли чайные розы. Анна осторожно погладила нежные распустившиеся бутоны. И вдруг ей остро захотелось домой. Домой, в тишину, в одиночество, в привычный и знакомый по минутам распорядок и ритм: позднее пробуждение – сколько лет она не могла себе это позволить, – завтрак с кофе и булочкой, легкая уборка и, наконец, сад. Ее любимый сад, который спасал ее, лечил, давал силы. Сад, без которого она не представляла своей жизни. Ее цветы, кустарники, деревья, которые она знала наперечет, как знают семью и самых близких, с которыми она разговаривала, здоровалась и прощалась и по которым скучала в отъезде. Да, сад, ее сад. Ну и дальше по расписанию – в среду поход в магазин, в четверг, если есть настроение, небольшая готовка дня на четыре. В субботу по плану был рынок – домашний сыр, деревенские яйца, творог, сметана. В воскресенье кофе с Амалией в любимом кафе. В середине месяца, пятнадцатого или шестнадцатого, поездка на кладбище. Редко с сестрой, чаще в одиночестве. К этому пункту надо было готовиться – морально и физически. В понедельник – пылесос и мытье полов, тяжеловато, но пока по силам. Вечерами – книги, радио, иногда телевизор. И тишина, полная тишина. И еще свобода. Как ни крути, а свобода – это, знаете, счастье…
Как хорошо, что добираться до дома недолго – три с лишним часа в очень комфортном автобусе, а там полчаса на такси, и она дома! Как хорошо, что в Европе все близко! И как хорошо, что она так любит свой дом! Спасибо Эстер.
Да, скорее бы домой.
Что говорить, даже такие путешествия для нее тяжеловаты, даже такие близкие и такие чудесные. Да все, если честно, стало непросто.
Впрочем, когда было просто? Да и кто нам это обещал?
Последний день решили провести спокойно – процедуры, бассейн, послеобеденный отдых, сбор чемоданов и максимум – максимум! – прогулка по парку и бокал легкого вина отметить прекрасный отпуск.
Сборы Анну не волновали: четыре пары брюк – юбок она давно не носила, – несколько блузок и две пары обуви собрать минут десять, не больше. Разумеется, мешочек с таблетками, кое-что из ухода за кожей. Хотя это, право, смешно – она не из тех, кто следит за новинками и покупает дорогие кремы. Лучше всего, по совету опытной сестрицы, кремы аптечные, натуральные, безо всяких отдушек и добавок. Анну не волновали вредные отдушки и добавки, ей просто было удобно покупать кремы в аптеке – аптека пана Чижика находилась напротив, две минуты ходьбы. Знакомы они были тысячу лет, с молодого возраста. Если ей нездоровилось, она звонила пану Чижику, и он, перебегая дорогу, с удовольствием приносил ей лекарства.
Кстати, когда старый друг овдовел, а случилось это лет десять назад, он пришел к Анне и заговорил о «совместном проживании, чтобы украсить и облегчить оставшиеся годы». Анна еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Лысый и круглый как шар – казалось, он не идет, а катится, – вечно красный и потный пан Чижик! Вот это жених! Правда, потом стало стыдно: можно подумать, она большая красавица.
– А зачем? – осторожно осведомилась она. – Зачем нам с вами это нужно?
Утирая платком мокрое от волнения лицо, смущенный аптекарь удивленно и недоуменно захлопал глазами:
– Как же, пани Анна? А быт? А материальная составляющая? А помощь друг другу? Вдвоем всегда легче. И спокойнее, не так ли? Вам станет нехорошо – не дай бог, конечно! – я вызову «Скорую помощь». Мне – вызовете вы! Клянусь, я совсем не избалованный и не капризный, моя Зосенька, – всхлипнул он, вспомнив супругу, – готовила просто. Да и я ничего такого не требовал. Рубашки глажу сам, стиральной машиной и пылесосом пользоваться умею, в продуктах разбираюсь! Я не буду вам обузой, поверьте! Просто, – он громко вздохнул, – я совсем не переношу одиночества. Захожу в дом после работы, а там темнота. Это ужасно! И не с кем поговорить, совершенно не с кем! С сыном все коротко, он вечно занят. Друзья… Их почти не осталось. А поговорить хочется. Пожаловаться, поделиться. Человек должен общаться!
