АЛЕКСАНДРА. Я давно не записываю в дневник ничего серьезного. Потом, когда весь этот ужас минет, мы все подробно запишем.
НИКОЛАЙ. Я не помню: мы пили сегодня чай?
АЛЕКСАНДРА. Боже мой, ну конечно! Как раз пришли они и забрали бедного поваренка.
НИКОЛАЙ. Да, да, конечно, я пил чай.
АЛЕКСАНДРА. Как мне это все не нравится.
НИКОЛАЙ. Почему? Они объяснили: его дядя...
АЛЕКСАНДРА. Я не верю ни единому их слову, Ваше Величество, вы пытаетесь жить в прежнем мире, где людям следовало доверять. Но этот мир исчез. И оттого, что в дневнике вы придерживаетесь старого исчисления дней, он не вернется вновь.
НИКОЛАЙ. Эти странные люди в дни хаоса решили ввести новый календарь. Хаоса будет еще больше, но это их дело. Мой отец, моя империя жили по старому календарю. И я доживу свой век по нему.
АЛЕКСАНДРА. Итак, что вы записали тогда, Ваше Величество, по старому календарю?
Николай (обстоятельно ищет). Так, это было 31 мая... (Находит.) «31 мая... 31 мая сего года по старому календарю. Пришел комендант... По его словам, опасаются выступления анархистов, и поэтому, может быть, нам предстоит скорый отъезд, вероятно, в Москву. Он просил подготовиться к отбытию. Немедленно начали укладываться».
АЛЕКСАНДРА. И дальше, Ники.
НИКОЛАЙ. «После ужина комендант объявил, что анархисты схвачены, и что опасность миновала, и наш отъезд отменен».
АЛЕКСАНДРА. Согласись: все-таки это было очень странно! Вдруг эти жестокие люди встревожились о нашей безопасности. И даже решили выпустить нас в Москву.
НИКОЛАЙ. Среди них есть разные люди. Возможно, испугались за детей... Они должны заботиться... Мы им поручены.
АЛЕКСАНДРА. Мой добрый мальчик, они не знают слова «заботиться", это – другие люди... Раскалывается голова и нельзя открыть окно. Мерзавцы! Скорее бы ночь – такая духота!
НИКОЛАЙ. Комендант объяснил, что специальная комиссия изучит необходимость открытия окна. Не нарушит ли это тюремный режим.
АЛЕКСАНДРА. Но на днях уже была какая-то комиссия.
НИКОЛАЙ. Это будет новая. И тоже будет изучать. Этой странной власти надобно тысячу комиссий, чтобы просто открыть окно.
АЛЕКСАНДРА. Раньше мы сражались с императором Вильгельмом, теперь – с комендантом за право открыть окно.
НИКОЛАЙ. Раньше мы не знали, что право открыть окно – это тоже счастье. Как много счастья в жизни... И ночью аромат цветущих садов долетает в форточку...
АЛЕКСАНДРА. Мне не понравилась эта комиссия... и физиономия этого страшного мужика через решетку... и то, что забрали поваренка... и то, что комендант утром переписал наши драгоценности. Как хорошо, что я успела спрятать... (Замолчала).
НИКОЛАЙ. Что спрятать?
АЛЕКСАНДРА. Вот этого, Ники, я не скажу. Потому что Ваше Величество тотчас все аккуратно запишет в дневник по старому календарю. Прости, я нервна. Душно – они пытают нас этой жарой.
НИКОЛАЙ. Скоро ночь и прохлада.
АЛЕКСАНДРА (берет его брюки). Брюки Вашего Величества страшно заштопаны, и более их штопать невозможно.
НИКОЛАЙ. К сожалению, других брюк...
АЛЕКСАНДРА. Да, других брюк у Вашего Величества нет. Впрочем, и у их Высочеств все рубашки в дырах и тоже невозможны для починки. Хорошо, бабушка, королева Виктория, научила меня шить и вязать. Она всегда говорила: «Неизвестно – всегда ли ты будешь императрицей, но вязать ты сможешь всегда». И, как видите, все своим людям сама делаю. Заканчиваю Маленькому носки на зиму...
НИКОЛАЙ. Зимой вы будете свободны.
АЛЕКСАНДРА. Я думаю, что носки и на свободе пригодятся. Кстати, вам, Ваше Величество, я тоже вяжу носки.
НИКОЛАЙ. На зиму?
АЛЕКСАНДРА. Как странно ты улыбнулся. Что означает эта улыбка, Ники?
НИКОЛАЙ. Я просто люблю, когда ты шьешь. В этом – что-то мирное... доброе... истинно семейное.
АЛЕКСАНДРА. Поклянись мне, Ники, что ты не запишешь в дневник. (Шепчет.) Я зашила девочкам в корсеты бриллианты. И Маленькому – в одежду. Причем очень умело это сделала – спасибо бабушке! Кстати, Ваше Величество заметили, как великолепно я стелю постель? Это – искусство: надо по-особому взбивать подушки. Русские женщины не умеют этого делать. И этому тоже научила бабушка. Ты должен ценить, Ники: сегодня тебя ждет кровать в стиле королевы Виктории. Помню, в первую ночь после ареста Анастасия пришла ко мне спать – они боялись оставлять меня одну. И я учила ее взбивать подушки, когда мы услышали шаги под дверью. Это были шаги часового. Впервые в жизни меня сторожили. Такая была луна...
НИКОЛАЙ. Не стоит об этом.
АЛЕКСАНДРА. Ты прав. Какой он бледный... Утром добрый доктор повезет его на прогулку в моем кресле. Но я хочу, чтобы он попытался ходить сам... Где-то был карандаш, я запишу в дневник.
НИКОЛАЙ (расхаживая по комнате). Карандаш в моем дневнике.
АЛЕКСАНДРА (берет его дневник). Здесь что-то вложено... Боже мой, Ники! Но это... (Замолчала в ужасе.)
НИКОЛАЙ (спокойно). Да, это – письма.
АЛЕКСАНДРА. Это те письма!
НИКОЛАЙ (так же ровно). Это те письма! И черновик моего ответа. Я решил сохранить на память.
АЛЕКСАНДРА. Ники!
НИКОЛАЙ. Они пишут на таком смешном французском... Это очень забавно. И текст мне понравился, он совершенно в стиле романов месье Дюма. Мне было жаль это уничтожить. (Читает.) «Мы назначили ваше похищение на завтра»... Похищение! « В случае если маленький цесаревич не сможет идти, дело сильно осложнится... Нельзя ли было бы на час или два усыпить его каким-нибудь наркотиком? Пусть решит это доктор»...
АЛЕКСАНДРА. Боже мой... но здесь не только их письма! Николай. И его! Это также презабавнейшее сочинение... И заслуживает быть сохраненным. Я описал здесь подробно наше заточение. (Читает несколько иронично, как кусок из романа.) Комната рядом занята комендантом и его помощниками, которые составляют в данный момент внутреннюю охрану. Их тринадцать человек, вооруженных ружьями, револьверами и бомбами... Комендант и его помощник входят к нам, когда захотят. Дежурный делает обход дома ночью два раза в час... На балконе стоит один пулемет, а под балконом другой – на случай тревоги... От каждого сторожевого поста проведен звонок к коменданту и провода в помещение охраны и другие пункты»... Бывший Верховный главнокомандующий отправляет диспозицию заговорщикам в бутылке из-под молока.
АЛЕКСАНДРА. И думаешь, после этого отважные люди могли уцелеть?
НИКОЛАЙ. На пари: они все в живых.
АЛЕКСАНДРА. Тогда почему вдруг они замолчали?
НИКОЛАЙ. Я повторяю, Аликс: уверен – мы никому не причинили вреда.
АЛЕКСАНДРА. Не понимаю. Неизвестные люди. Рискуя жизнью, налаживают с нами переписку. Тайную. А вы это оказывается вот так – открыто храните! И при этом уверяете, что они в безопасности?! Надеюсь, Ваше Величество, хотя бы в свой дневник вы ничего о них не записали?
