НИКОЛАЙ. Почему же, все записал. Я уже сказал: не стоит менять привычек.
АЛЕКСАНДРА. О, Ники! Что ты записал?
Николай (находит, читает). «Провели тревожную ночь и бодрствовали одетые. Все это произошло оттого, что на днях мы получили два письма одно за другим, в которых нам сообщали, чтобы мы приготовились быть похищенными какими-то преданными людьми».
АЛЕКСАНДРА. Боже мой!
НИКОЛАЙ. «Но дни проходили – ничего не случилось, а ожидание и неуверенность были мучительны...»
АЛЕКСАНДРА. Теперь понимаю, почему решетки на окнах. И куда вдруг исчезли эти несчастные люди. Я не сплю. Вслушиваюсь в ночь. Жду! А их схватили! Мы погубили преданных людей.
НИКОЛАЙ. Я могу только повторить: читали мой дневник или не читали – но я никого не погубил.
АЛЕКСАНДРА. Как понимать это, Ваше Величество?
НИКОЛАЙ. Уверен: они все живы. И надеюсь, в будущем сумеют получше изучить французский.
АЛЕКСАНДРА. Значит, ты не верил в эти письма?
Он молча расхаживает по комнате.
Да, там дурной французский, потому что писали простые люди. Но где знатные, Ники? Можно по пальцам перечесть тех, кто не предал своего государя.
Молчание.
Хорошо, но если ты им не верил – почему ты им отвечал?
НИКОЛАЙ. Когда-нибудь... после... я обещаю объяснить и это.
В подвале: расхаживает ЮРОВСКИЙ, входит МАРАТОВ.
ЮРОВСКИЙ. Первый час... Грузовика все нет.
МАРАТОВ. Приедет.
ЮРОВСКИЙ. Я звонил в совет Белобородову.
МАРАТОВ. И что?
ЮРОВСКИЙ. Говорят – жди. Я спрашиваю: почему опаздывает? А он: жди!
МАРАТОВ. Команда?
ЮРОВСКИЙ. Команда собралась, но есть сюрпризы. Двое латышей не пришли – не хотят стрелять в девиц. Что за народ пошел – вчера все распределили. Каждый взял себе по Романову... все вроде были довольны! А сегодня, видите ли... Ты перед началом команде речь скажи – чувствую, надо укрепить революционный дух. Что наверху?
МАРАТОВ. Все тихо.
ЮРОВСКИЙ. Девицы?
МАРАТОВ. Улеглись.
ЮРОВСКИЙ. Сама?
МАРАТОВ. Сидит у зеркала. Лицо кремом мажет – ко сну готовится.
ЮРОВСКИЙ. Ну, мажь, мажь. Парень?
МАРАТОВ. Уже спит. В их комнате. Ванну ему на ночь делали.
ЮРОВСКИЙ. И о чем же они говорят?
Маратов (усмехнулся). Она ему выговаривает: в дневник все записываешь. Боится, что мы читаем.
ЮРОВСКИЙ. Догадались все-таки. Напоследок.
МАРАТОВ. Потом вспоминали день... когда им объявили, что в Москву их повезем...
ЮРОВСКИЙ. Надо же! Как кстати! И я давно хочу поговорить с тобой об этом дне. Здорово тогда все было придумано, да? В Москву будто везем – а по дороге прикончить всю семейку! И никаких хлопот. И не надо было держать при них столько штыков... когда враг – у города.
МАРАТОВ. Это все ты придумал тогда?
ЮРОВСКИЙ. Это Белобородов. Вождь Красного Урала лично готовил всю операцию. Но и я дополнил. Я предложил в ту же ночь покончить в Перми с братцем Михаилом. В одну ночь завершить всю историю Романовых. Но не вышло. Кто-то напугал Белобородова. И отменили в последний момент истребление семейки. Ограничились Михаилом. И вот у меня вопрос...
МАРАТОВ. Да?
ЮРОВСКИЙ. Чекист, который в ту ночь ликвидировал Михаила, недавно все рассказал мне: как пришли они в гостиницу к Михаилу. И объявили: «Есть сведения – на вас нападут анархисты... так что вывозим вас в Москву». Но Михаил оказался похитрее братца Николая – не поверил. Ни в какую уходить не хотел. Тогда они взяли его за шиворот... Интересно, да? Великого князя – за шиворот – это и есть Революция! И увели с секретарем-англичанином. И за складами постреляли как бешеную собаку. Князь, когда расстреливали, бросился с растопыренными руками. Просил проститься перед смертью с секретарем – а они ему пулю. В царственную морду... Да, без страха Михаил смерть встретил. Интересно, да? Но самое интересное в конце. Чекист рассказал мне, кто напугал Белобородова, кто отменил расстрел семейки... Когда сказал, я ушам своим не поверил. И дочь Римму попросил узнать...
МАРАТОВ. Красавица у тебя дочь...
ЮРОВСКИЙ. И вождь комсомола в Екатеринбурге. Так что проверить ей нетрудно было: председатель ЧК товарищ Маратов. Ты уговорил Белобородова отменить расстрел.
МАРАТОВ. Что ж, правду дочь тебе рассказала.
ЮРОВСКИЙ. И почему же? Уж прости, что спрашиваю. Ты руководитель ЧК, но я руководитель расстрела. И должен все знать о людях, которые сегодня в деле участвуют.
МАРАТОВ. А сам как думаешь?
ЮРОВСКИЙ. Сплетни про тебя в последнее время: Младшенькая... Анастасия тебе сильно нравится... Видели, как в коридоре все невзначай столкнуться с ней пытаешься... под дверью поджидаешь. Не перебивай, сынок. Нет, я тебя понимаю. После всей нашей грязи, расстрелов – красивые, невинные девушки, образованные... ты ведь сам образованный... Но ты не просто молодой человек. Ты – член нашей партии, председатель ЧК Федор Николаевич Лукоянов, взявший себе кличку «Маратов» – имя беспощадного Марата. И когда я узнал, что это ты отменил расстрел... мне очень захотелось дать тебе «пинок под зад». Ты не знаешь это наше выражение – ты у нас человек новый. В прежнем, тесном помещении ЧК, когда мы ставили человека к стенке и спускали курок – мы старались успеть дать ему легонечко под зад, чтобы не забрызгало кровью гимнастерку.
Движение МАРАТОВА – рука в кармане.
Ишь ты! Сразу – за револьвер. Молодой, горячий. Нет, нельзя нам ссориться в такой великий день. Сколько жизней революционеров отдано было, чтобы уничтожить Романовых! И вот сегодня нам с тобой выпала эта честь, а мы... Ты лучше все объясни мне по-хорошему, сынок.
Маратов (помолчав). Ладно... Уже тогда было ясно: город мы не удержим. И куда нам бежать? По всей стране рушилась наша власть. Значит, только туда – в Москву! И разве можно было в этих обстоятельствах без согласия Москвы царскую семью прикончить? Не имея веского повода, который оправдал бы расстрел! Вот почему я предложил повременить и найти такой повод. И у них хватило ума согласиться. Как видишь, я оказался прав: мы все бежим в Москву.
ЮРОВСКИЙ. Да, далеко мыслишь, я так не умею.
МАРАТОВ. И мы нашли повод! А кто его придумал? Кто предложил писать царю письма будто от заговорщиков? Кто каждый день читал его дневник – и понял его привычку все записывать?
ЮРОВСКИЙ. Да, ты... Ты – хитер.
МАРАТОВ. И имея доказательство заговора, мы смогли уверенно предложить Москве этот расстрел. И Ленин радостно согласился. Какие еще вопросы?
ЮРОВСКИЙ. Слишком хитер – может, поэтому мы тебе не верим до конца. И, конечно, девка. Подобное и со мной было, до того, как ты к нам пришел... Мы тогда в тюрьму свезли дочерей местной аристократии. Отцов шлепнули, ну а дочек куда деть? Как враждебный элемент – в тюрьму... Одна была раскрасавица. Дал слабину. И наша публика начала меня поддразнивать. Чувствую, авторитет падает. Но придумал: велел ночью уголовников к девицам в камеры пустить. Чтобы поозорничали с ними. И спесь с них сбили. А к моей сам впустил – в первую очередь.
