Морис считал, что человек выбирает одну позицию на этапе формирования своих взглядов, лет так в двадцать – двадцать пять, и больше не изменяет ей.
До участка оставалось менее пятнадцати километров, когда кто-то подрезал его. Морис подумал, что это случайность, он был совершенно неконфликтным человеком, и машина его была совершенно не первой свежести, чтобы устраивать разборки из-за незначительных столкновений. Но только он перестроился для следующего поворота, как его подрезали ещё раз, а после стали прижимать к обочине. Морис отпустил педаль газа и остановил машину. Не прошло и пары секунд, как двери его «Форда» открылись и к нему подсели двое неизвестных мужчин в чёрных куртках и таких же чёрных очках, один спереди, другой сзади.
Через сиденье он почувствовал ствол, нацеленный в спину. Второй, тот, что уселся рядом, сделал радио потише.
– Здравствуйте, детектив, – сказал он. Морис увидел бородатого человека мексиканской внешности с мятным запахом из постоянно жующего рта.
– Не рыпайся, – предупредили сзади.
Морис и не собирался рыпаться, он знал, что это бессмысленно.
– Что вы хотите? – спросил он.
– Ну уж точно не обокрасть тебя, – заржал бородатый тип, оглядывая бедный салон, – так и не заработали ничего, да, детектив?
Морис молчал.
– Трудная у вас работа, – продолжал говоривший, – и было бы за что умирать. Жаль убивать вас, детектив. Правда, Пабло?
– Да мне всё равно, – сказал, видимо, Пабло.
– А мне ж-а-ль, – протянул первый. – Но вы не оставляете нам выбора. Вы залезли не в ту нору, мистер Морис. Вы связались не с тем человеком. Оставьте Эмму Клетчер в покое. Не дело тревожить покойников.
– Вы люди Нильсона, – вымолвил Морис, – значит, он и в правду убил…
– Нет, мистер Нильсон хороший человек, он никого не убивал, и мы никого не убьём. Мы вообще никого не убиваем. Мы просто разговариваем.
– Вы угрожаете представителю закона.
– Мы? Пабло, убери пушку. – Пабло убрал. – Мы не угрожаем, мы разговариваем. Мы любим разговаривать с людьми. Пабло, скажи.
– Угу, – сказал Пабло.
– Не вмешивайтесь, мистер Морис, вы всё равно ничего не докажете.
– Если не докажу, почему же вы угрожаете мне?
– Мы не угрожаем, мы заботимся о вас. Экономим ваше время.
– Очень признателен, – сказал Морис.
– Вот и отлично. Пошли, Пабло, – сказал бородач, и оба вышли из машины.
Около пяти минут Бенджамин сидел неподвижно. Хоть он и был полицейским уже пятнадцатый год, но такое было впервые. Ему всё же хотелось умереть в своей постели, от старости или хотя бы от болезни, но не в своей машине от рук мексиканцев. Всё, что сейчас произошло, было больше похоже на блеф, пустое запугивание. Он выдохнул, завёл авто и поехал на работу.
Люминесцентная трубка мигала на потолке, создавая зудящий шум. Заработала, перестала шуметь.
– Надо позвать электрика, – сказала Глория.
– Он только по понедельникам, – напомнил Ронни, – сокращение ставки.
– На всём экономят.
Морис сидел в своём кресле и не мог придумать ничего, что сдвинуло бы это дело с мёртвой точки.
Глория сидела напротив, попивая кофе, который несла капитану.
– Значит, эта стерва отказала тебе? – прихлёбывала она, уставившись на Мориса своими слипшимися ресницами.
– И как ты мог поехать к этому сутенёру без меня? Я что, мешаю тебе, нет, ты скажи, Бенджи, я мешаю тебе?
Он не мог сказать, что мешает, он не хотел обидеть её.
– Это кружка капитана? – спросил Ронни. – Ну, и как наши дела?
– Он был у этого сутенёра, агентишки, я рассказывала тебе, и даже меня не позвал.
– Как будто меня он позвал, наш Бенджи теперь сам по себе, – обиженно сказал Ронни, – а мы тут от скуки дохнем.
– Надеюсь, вы никому больше не рассказывали?
– Мы? Никому…
– Я пойду отнесу кофе капитану, – сказала Глория и, отхлебнув ещё глоток, пошла относить.
– Ну, и что ты намерен делать? – спросил Ронни.
– Не знаю. Нужно, чтобы хоть одна призналась, хоть одна из них.
– Да, цепная реакция.
– Что?
– Цепная реакция, – повторил Ронни, – признается одна, признаются и другие. И тогда у тебя будет не одна жертва, а несколько. Не одно показание, а несколько схожих показаний. И общественный резонанс. Скорее всего, они пойдут сразу в прессу. Ты тогда точно засадишь его.
– Я знаю только одну, и она не хочет давать показания.
– Конечно, не хочет. – Вернулась Глория и подсела ближе к Морису. – Потому что она стерва.
– А зачем нам настоящий свидетель? – сказал Ронни.
– Ты о чём?
– Можно же поймать на живца.
Глория с Морисом непонимающе уставились на напарника.
– Вот, смотри, – придвинулся он к столу. – Глория, принеси мне кофе.
– Ага, сейчас, побежала. Говори давай, на какого живца?
– Ты находишь любую актрису и просишь её сыграть роль этой самой жертвы. Нильсон, наверное, уже и не помнит, сколько девчонок прошло через него. И необязательно ей быть известной, она может быть совсем незаметной. Ей главное – заявить о нём. Что он её использовал…
– Точно, – сказала Глория, – использовал и кинул на деньги. Поломанная жизнь, слёзы, сопли, трагедия. Она никем не стала… ни актрисой, ни счастливой женщиной.
– Верно-верно…
– Бред какой, – покосился Морис, – не пройдёт и недели, как нас раскусят.
– А нам и не нужно больше недели, – говорил Ронни. – Другие, настоящие жертвы, начнут давать показания, они восстанут против него.
– И где мне искать такую актрису?
– Можно и не актрису, – сказал Ронни.
– Хорошо, и где мне искать такую не актрису? Её ведь надо ввести в курс дела, а мы не имеем права разглашать детали дела посторонним людям. Она же разболтает всё.
– Ты прав, – почесал затылок Ронни, – нужен свой человек. О! – подпрыгнул он на стуле.
– Что?
– Возьми Глорию!
– Кого?
– Меня?
– Её?
– А почему нет?
– Она не сможет.
– Почему это я не смогу?
– Да, почему это она не сможет?
– Всё я смогу!
– Всё она сможет.
– Даже не думайте.
– В школе я играла в театральной студии.
– Ты видишь, Бенджи, она играла в студии…
