В этой главе мы рассмотрим восприятие относительности в странах, которые Эйнштейн посетил, путешествуя в Восточную Азию и обратно. Поскольку некоторые прекрасные специалисты по истории науки уже провели обширные исследования восприятия теории относительности в этих странах, я обобщу здесь их выводы278. Мы также обратимся к другим формам влияния, научного и ненаучного, которое визиты Эйнштейна оказали на посещенные им страны.
Теория относительности впервые появилась в Китае в 1917 году. Новость о ней привезли китайские студенты, которые изучали физику в Японии. Бертран Рассел прочитал несколько лекций об относительности в Пекине в 1921 году. Как его лекции, так и краткие посещения Эйнштейна вызвали «всплеск китайских публикаций об относительности». Относительность была принята в Китае «быстро и фактически без возражений». Специалист по истории науки Даниан Ху объясняет это «действительно уникальное» явление революционной концепцией теории, которая привлекала китайских интеллектуалов, а также «отсутствием традиции ньютоновой физики в Китае»279.
Как Эйнштейн и относительность были приняты в Японии, которая была главным направлением его путешествия? Турне Эйнштейна по Японии было, несомненно, беспрецедентно успешным. Его встречали как знаменитость везде, где бы он ни появлялся, каждое его появление становилось журналистской сенсацией, все его научные и популярные лекции собирали полные залы и приветствовались с большим энтузиазмом. Интерес к относительности был не только у широкой публики: имперский двор, политические круги и бизнесмены все были восхищены знаменитым гостем280. Фактором, гарантировавшим положительный результат турне, были эффективные связи с общественностью издательства «Кайдзося». Они позаботились о «конкурентном сотрудничестве с центральной и местной прессой», спецвыпуск «Кайдзо», посвященный Эйнштейну, был распродан, четырехтомник собрания сочинений Эйнштейна (первая мировая публикация такого рода), переведенный на японский язык, вышел тиражом 4000 экземпляров и был распродан во время и после его турне281. Даже хотя турне Эйнштейна по Японии было единственным визитом, который можно определить как «спланированное медиа-событие», специалист по истории науки Томас Ф. Глик утверждает, что принятие его теорий в Японии проходило так же, как и в других странах, и не было существенно иным282. Однако имелась и своеобразная «отрицательная реакция на агрессивную рекламу, которую запустило издательство “Кайдзося”, и некоторые интеллектуалы, настроенные более консервативно, не выражали особого энтузиазма по поводу приезда Эйнштейна»283. Были также и ложные представления о его теориях. Термин «относительность» «сбивал с толку и забавлял многих японцев». Китайские иероглифы для его написания были похожи на термин «секс между любовниками», что даже привело к дискуссии на эту тему в Имперском собрании284.
Каково было влияние поездки Энштейна, продолжавшейся шесть недель? Одним важным последствием было повышение интереса к науке в японском обществе285. Как мы уже увидели в ранних контактах Эйнштейна с Куваки и с Ишиварой, Япония познакомилась с относительностью довольно рано. Приезд Эйнштейна имел значительное влияние на молодое поколение японских ученых. При этом было недовольство, что Эйнштейном завладели старшие поколения научного сообщества, а молодому поколению не дали достаточно времени, чтобы поговорить с ним286.
Турне также имело важное политическое значение. Эйнштейн встретился с двумя выдающимися христианскими реформаторами и активистами рабочего движения: Тойохико Кагава в Кобе и Сенджи Ямамото в Киото287. С ним также контактировали более радикальные политические группы. Письмо, которое Японский пролетарский альянс послал Эйнштейну, по-видимому, прошло цензуру властей. Альянс спрашивал Эйнштейна о его взглядах «на империалистическое правительство Японии». Цензура, возможно, не пропустила слово «агрессивное». Они также спрашивали о его чаяниях для японской молодежи288. В своем ответе он посоветовал заняться организацией рабочего движения. При этом он предостерег их от создания оппозиции «просто для того, что была оппозиция» – об этом Эйнштейн говорил не раз и в других ситуациях289. Он также предупредил их об опасностях милитаризма290.
Визит был также благотворен для немецкой внешней политики. Немецкая наука и до приезда Эйнштейна весьма уважалась в японском обществе291. Поскольку его повсюду воспринимали как немецкого ученого, успех турне был также воспринят как достижение немецкой науки. Немецкий посол Вильгельм Зольф в своем отчете для Берлина сообщал о «чрезвычайно благотворном эффекте, произведенном приездом Эйнштейна на немецкий вопрос». Однако его волновало, что высказывания Максимилиана Гардена в Берлине могут причинить вред имиджу Германии292.
Как относительность была воспринята в Палестине? Так же, как и во многих других странах, миф о пресловутой непонятности теории относительности был там неотъемлемой частью восприятия теорий Эйнштейна. Во время его визита в стране существовали лишь рудиментарные зачатки академической инфраструктуры. И хотя Эйнштейн читал лекции по относительности и в Иерусалиме, и в Тель-Авиве, общее впечатление, выраженное в прессе и политическими лидерами, было таково – недоступность пониманию. Кажется, сам факт того, что лекции были организованы, был важнее их содержания, а это указывает скорее на их национальную значительность, нежели их научную важность. Некоторые статьи по относительности были опубликованы в прессе во время визита Эйнштейна и в известной степени способствовали популяризации его теорий в ишуве293.
Каково было влияние этого палестинского турне Эйнштейна? Совершенно ясно, что местные сионисты пользовались основным сионистским нарративом, рассказывая высокому гостю об усилиях еврейских переселенцев, о нуждах ишува, об отношениях с местными арабскими обитателями. Маршрут поездки был явно построен так, чтобы показать достижения еврейской общины в самом привлекательном свете. В соответствии с общим направлением сионистского туризма того времени нужно было «увлечь евреев, уже интересующихся сионизмом, идеей поездки и сделать так, чтобы они увезли с собой благоприятные впечатления о сионистском проекте294. Как мы уже видели, значение внутренних конфликтов преуменьшалось. Также было явно сделано все, чтобы не посещать центры арабского национализма, такие как Яффа, где меньше, чем два года назад в национальных конфликтах пострадали люди. Кроме нескольких дискуссий с представителями Британского мандата доступ Эйнштейна к нарративам, альтернативным сионистскому, был сведен к минимуму. Сионистский истеблишмент в Палестине подчеркивал, что приезд Эйнштейна по сути своей был национален и даже носил характер возвращения. Они славили своего гостя как «гения» и даже приписывали ему роль этакого квази-мессии, которого они ждали «две тысячи лет»295. Озадачивает разительный контраст между национальным пылом его речи, произнесенной на месте будущего Еврейского университета – то есть кульминации его турне, – и лаконичностью, с какой он комментирует это знаменательное событие в дневнике, не выказывая своих эмоций. В позднейших свидетельствах о своей поездке Эйнштейн не упоминает этого события вообще.
