– Она умерла. – Голос Дилл был тверд, как и ее рука.
Грей ухватила мое запястье:
– Когда?
– Сутки назад. За ней пришли. Охотники. – Мой голос упал, как мертвый птенец в лесу. Я задрожала всем телом, и Грей кинулась ко мне, обняла, прижала к себе, и я почувствовала запах лаванды и дыма, когда она прошептала мне на ухо:
– Им не забрать ее дух. Тебе это известно, правда?
Я попыталась кивнуть, но моя голова была слишком крепко прижата к ее плечу, ее длинные волосы лежали на моей щеке.
– О, моя сестра, моя сестра, мы были такими разными, но кровь у нас навсегда одна… – Она гладила меня по голове. – Бедняжки.
Она притянула к себе и Дилл тоже – та ахнула, когда Грей обняла нас покрепче, повторяя «ш-ш-ш» и «тише-тише», как будто мы младенцы в люльке. Это было странно. Я плохо знала свою тетку, но она гладила меня по волосам, как раньше мать, пока я не попросила ее перестать делать это, ведь мне казалось, что я уже слишком взрослая для такой ласки. И вот теперь меня гладила эта женщина, и родная, и чужая одновременно, а мне хотелось плакать, хотелось, чтобы меня утешали и говорили, что все будет хорошо, и при этом я испытывала желание оттолкнуть ее – ее запах, руки, голос, шелестящий как засохшие листья.
– Пойдемте же, дети моей сестры. – Грей коснулась наших лиц. – Следуйте за мной.
Она повернулась и неспешно пошла между деревьев – будто парила во мгле.
Я должна была поговорить с ковеном, рассказать им о матери, о Высоком, о его шайке. Я посмотрела на Дилл. Мне нужно было, чтобы они помогли мне.
– Иви, я не уверена…
– Дилл, ты голодна?
– Да, но…
– Ты устала?
Снова этот тычок в живот.
– И как насчет бедняжки Весны? Твоему щенку нужно поесть.
– Но, Иви, мне страшно.
Она прижалась лицом к Весне, вдыхая ее поскуливания.
Грей остановилась и ждала – неподвижно, словно дерево. Пение вдалеке возобновилось, казалось, они пели только для нас, двух ведьмочек, заплутавших в лесу.
– Дилл, обещаю тебе, мы отдохнем и пойдем дальше.
Я сглотнула. Во рту пересохло от лжи.
Дилл перестала гладить щенка.
– Ты правда обещаешь, Иви?
В воздухе запахло костром, а вслед за этим потянулись ароматы мяса и бульона. Я изнывала от голода, мне мучительно хотелось присесть, но прежде всего мне не терпелось отвести туда Дилл.
– Обещаю, – прошептала я и подала ей руку.
Дилл радостно ухватилась за нее, и мы пошли за тетей Грей – духом, ведущим нас в глубину ночи.
8
– Смотри, Дилли!
Языки пламени танцевали среди деревьев. И, когда мы приблизились, голоса стали громче.
Была одна долина,
И в той долине
Жила женщина –
колдунья.
Так они и пели, так Грей и парила, так эти голоса и вели нас. Пока мы не пришли на прогалину, где деревья казались желтыми, красными и оранжевыми при свете огромного костра.
Она шла по долине,
Той колдовской долине,
Женщина, такая же как мы.
Мы ступили в круг света и почувствовали, как щекам становится тепло. У этого манящего костра сидели ведьмы и пели.
Она шла по долине,
Женщина-колдунья,
Занимаясь своими
колдовскими делами…
Пение оборвалось. Ведьмы подняли глаза на нас. Дилл крепче сжала мою руку. Грей обхватила пальцами мое плечо.
– Ивлин из рода Птиц явилась к нам.
Шевелилось только пламя.
– Со своей сестрой, малюткой Дилл.
Ведьмы устремили взгляды на Дилл, а она – на них. Я знала – она пересчитывает их. Здесь должно быть двенадцать. Ведь матери среди них больше не было. Неподвижными были их лица, одни старые, другие юные. Длинными были их волосы, у некоторых совсем седые или отмеченные сединой, как перья сороки. Все незнакомки, ведь я не могла их вспомнить. Я помнила только костер и ведьм, сидящих вокруг него, смеющихся, болтающих, поющих. Словно они всегда сидели здесь и ждали нас.
Грей подтолкнула нас вперед:
– Они принесли вести о моей сестре. – Ведьмы переглянулись, а потом снова устремили взгляды на нас. – Ивлин, расскажи.
Ни единого звука, кроме шипения котла и плевков пламени. У меня ныло в животе от голода, кости ломило от усталости. И в этой внемлющей неподвижности Дилл сняла с плеча Весну и опустила на землю. Щенок, моргая, зевнул.
– Моя… – Я взглянула на Дилл. – Наша…
Я сглотнула горячий комок и посмотрела прямо в глаза ведьм, в которых отражалось пламя.
– Мать мертва.
Словно вылили воду на их костер, послышалось многоголосое шипение. В оранжевом свете пламени некоторые воздели руки к небу, некоторые страдальчески сморщились, другие просто сидели и смотрели.
Грей опустила руку на мое плечо:
– Закончи свой рассказ, Ивлин.
– Мужчины… В тот день пришли мужчины…
Слезы сковывали горло, но слова хлынули потоком:
– Охотники на ведьм. Четверо. Они убили ее. Я…
Ведьмы что-то бормотали, но Грей подняла ладонь, призывая всех к тишине.
– Мать однажды сказала нам, что у ведьм так заведено… что ведьма, чью кровь пролили, должна быть отмщена и что нужно обратиться к ковену. Итак… – Я проглотила боль. – У меня есть две просьбы.
Дилл сидела с опущенной головой и гладила Весну. Но я знала, что она внимательно слушает.
– У меня есть их имена.
И я вспомнила, как мать кричала нам, чтобы мы убегали.
– Во-первых, я прошу крови. Прошу о своем праве. Отомстить им за содеянное.
Я закрыла глаза, чтобы не плакать. Но вместо этого увидела, как Высокий поднял руку, словно в приветствии. И как опустил ее. И как его псы набросились на мать.
Я открыла глаза. Слез сдержать не удалось. Я стояла в оцепенении, глядя, как Грей отходит от меня, чтобы поговорить с ведьмами.
Зачем я пришла сюда? Меня не волновало, как там заведено у ведьм.
Но я знала зачем. Из-за второй моей просьбы.
