Я вспомнила портрет, руку ее матери на гадальном камне. Ведьма в этом доме с золочеными окнами и клумбами роз. Ведьма – такая же, как моя мать. Ведьмы повсюду.
– Когда мама умерла, – Анна снова подошла к окну, – отец винил во всем колдовство, говорил, что она в это играла, что ее наказал Господь. И он выбросил все ее вещи.
Она смотрела в сад, на отца, прижав камень к груди, будто пригрела птичку, которая вот-вот улетит.
– Он был так зол, Иви, ослеплен горем. Я умоляла его, просила оставить мне хоть что-нибудь от нее. Но все, что у меня есть, – тот портрет. Больше ничего.
Ее руки гладили камень. Я шагнула к ней.
– Это все, что у меня осталось от матери. – Я осторожно забрала камень. – Ее гадальный камень.
Анна убрала волосы с моего лица, окинув меня взглядом так, словно я была ее сестрой, нарядившейся перед выходом.
– И что же ты нагадала, Иви?
У меня запылали щеки.
– Я не умею гадать.
Она подняла бровь, прямо как ее мать, наблюдавшая за нами с портрета, гордая и властная.
– Я не… Во мне нет магии, – сказала я твердо.
Она рассмеялась.
– О, но для меня ты сама – чистая магия!
Я уставилась на нее, на эти слезы в ее глазах, счастливые и поблескивающие зеленым.
– Я?
– Да, ты…
Она осеклась, услышав что-то за окном.
Чей-то голос в ухоженном и подстриженном саду. Я взглянула: это сэр Роберт окликнул господина. Старый лорд повернулся, оторвавшись от своих роз-караульных. Мы увидели, как сэр Роберт показывает на окно, у которого мы стояли.
На нас. На меня.
Анна оттащила меня от окна, с их глаз долой.
– Нужно спешить. – Беспокойство вплеталось в ее голос, улыбка исчезла.
Она принялась складывать в мою сумку еду, затем старую одежду, а голоса мужчин все еще звучали в саду, хоть я и не могла разобрать слов. Мужчины переговаривались. Что-то решали.
– Думаю, твой отец не хотел бы видеть ведьму в своем доме.
Я набросила на плечи алую накидку, алый плащ Джейн, уловив аромат розовых лепестков. Капюшон покрыл мою голову. Я почувствовала себя уверенной, как ястреб, наблюдающий за добычей из тени.
И подошла к окну – так могла бы подойти благородная дама. Мать Анны когда-то смотрела в это окно, как голубка в клетке, мечтающая улететь.
Старик был слишком слеп, чтобы увидеть меня. Но усатый сэр Роберт заметил алую накидку Джейн сразу же. Нахмурив лоб, он уставился так, будто видел не меня, а другую. Уставился с яростью.
Вдруг раздался вопль, пронзительный, исполненный боли. Я поднесла руки к ушам.
– Иви? Что такое?
– Ты… Я слышала крик, а ты нет?
Анна не кричала. Но я была уверена в том, что слышала. Я посмотрела на камень в своей руке.
– Женский крик…
Вид этого озлобленного мужчины вызвал во мне прилив гнева и страха и всколыхнул что-то еще, что-то из глубины…
– Это просто лошади в конюшне. – Она взяла меня за руки, ее пальцы были холодны, как речные камни. – Как раз туда ты должна идти…
– Подожди. Что случилось с твоей Джейн? – Мое сердце все еще колотилось от этого вопля. Я с трудом переводила дыхание, словно долго бежала.
Анна смотрела на что-то за моим плечом, и, казалось, что-то смотрело на нее в ответ.
– Несколько месяцев назад ее…
Я сжала пальцы Анны, заглянула в зеленые глаза, побуждая рассказать эту историю.
– Ее сбросила лошадь.
Мужчины переговаривались все громче. И пусть.
– В тот день она ехала по лесу слишком быстро.
– Мне жаль, Анна. – Но мой голос прозвучал блекло, слишком ровно.
– Моя сестра была с характером, Иви. – Она погладила алую накидку на моих плечах. – Не такой, как я. Джейн была своевольной и необузданной. Делала что пожелает. С таким же успехом можно остановить ветер.
Как часто я говорила те же слова про Дилл. Какими разными мы с ней были. Когда Дилл смеялась, я хмурилась. Мать позволяла ей бегать и играть, а я целый день занималась делами.
– И она была совсем не похожа на отца, который глух к моим рассказам, который не слушает меня и который скорбит по ней так же, как и я. Джейн была похожа на маму, видишь ли… – Она повернулась, посмотрела во мрак коридора, откуда мать всегда взирала на ее печаль. – И мама бы ее так сильно любила…
Я протянула к ней руки. К Зеленоглазой Анне, моей давно утраченной подруге.
– Твоя мама и тебя очень любила, – сказала я с жаром – жаркими были и слезы, которые бежали по ее щекам. – Не думай, что это не так.
Воробушек зачирикал в саду. Разговоры там закончились, послышался звук шагов по камням.
– К черту их! К черту мужчин в этом доме! – Анна отерла слезы, словно приняв какое-то решение. – К черту мужчину, который хотел причинить тебе боль! Ради Джейн я кое-что сделаю!
Ее взгляд пылал зеленым огнем. В ней таился гнев. Как яд, от которого нет противоядия.
– Иви, послушай меня. Мой отец – судья. Он подписал указ. Будет судебный процесс.
– Суд? Над ведьмами?
– Да. На него давит его окружение. Пуританская церковь. Ополчение. Народ. Их страх и подозрительность. И он…
Анна, казалось, стала выше и снова напоминала лесного духа, встреченного мной на тропе, столь сильного и уверенного, что просто так мимо не пройдешь.
– Он винит колдовство в смерти матери, как другие винят в этой войне короля. Горе изменило его, Иви. И другие пользуются этим, питаются этим.
– Другие?
– Те мужчины. Которые приходили за вами. – Она улыбнулась, и в этой улыбке отразились и печаль, и гнев, и лукавство. – Я знаю, где их искать.
Анна снова взяла меня за руку.
– На судебном процессе, который они затеяли. Чтобы отмыть свою вину кровью невинных. Они будут там, Иви. В городе. До него меньше двух дней пути. А такой благородной даме, как ты, Иви, понадобится лошадь, не так ли?
Она лукаво улыбнулась мне.
– Правда, моя Зеленоглазая леди. – Я улыбнулась в ответ. – Лошадь ей точно понадобится.
16
– Вот так, Иви. Садись.
