Он подтолкнул Уголька сзади, и мы оказались во дворе. Питер потянул дверь на себя.
– Делайте свои дела не на улице! – раздался суровый голос. – Вы что, не знаете закон? Хотите провести ночь в клетке с ведьмами?
Анна взяла меня за руку.
– Ах, нет, – ответил Питер, – такое жилище я бы себе не выбрал. Простите за беспокойство. Доброй ночи, капитан!
– Тогда не попадайтесь нам на глаза, или вас бросят к ведьмам на растерзание, слышали? Патруль, за мной!
В колеблющемся пламени фонаря Питер поднес испачканный палец к губам. Мы вслушивались в грохот марширующих сапог, и двор, казалось, вырастал вокруг нас. Тюки сена, бочки, какие-то ящики, седло. Другая лошадь глядела на нас из тени, ее глаза поблескивали. От мощеной площадки под нашими ногами к навесу поднимались толстые столбы, а в доме светились огоньки, как мотыльки над вечерним болотом.
– Они ушли. Пойдемте в тепло, – сказал Питер.
Свечи потрескивали на длинном столе, который упирался в стену с камином, где пылал сытый радостный огонь. На деревянных стенах были картины и безделушки. В дальнем углу виднелась лестница. А у двери, где мы стояли, дремал под бумагами, как под опавшими листьями, стол и плакало черными слезами перо в ожидании прикосновения хозяина. Это и впрямь был дом торговца. В нем всего было предостаточно, имелись даже верхние этажи. Он напомнил мне дом Анны. Столько новых мест, таких разных и странных. Таких же странных, каким казался мне этот мужчина, и все же я не чуяла опасности в его доме – пахло только деревом, золой и чем-то сладким. В животе у меня заурчало, и Анна засмеялась.
– Питер, это моя подруга Ивлин. Она – та причина, по которой я…
– Все причины после того, как мы утихомирим этот голодный желудок, а? – Питер закрыл за нами дверь и улыбнулся. Я поймала его взгляд, быстрый и умный.
– Садитесь, садитесь, садитесь.
Так мы и сделали, а он из кладовой принес сыр и миску со сморщенными, пожелтевшими яблоками.
– Ешьте! Ешьте! Я настаиваю! А еще Джессика испекла великолепный хлеб… – Он поискал у очага.
Я взяла кусочек сыра и откусила – он оказался соленый и вкусный, – а затем огляделась вокруг. Рядом со столом, заваленным ворохом бумаг, была еще одна дверь во двор, а над ней – старый мушкет и клинок. Странные талисманы для человека чернил. Окна были плотно закрыты ставнями, и я подумала о горожанах, которые прятались по домам, пока солдаты шаркали и стучали сапогами по угрюмым улицам. Конечно, этот ночной закон придумали мужчины.
Питер поставил на стол графин с вином и положил буханку, аромат которой разливался в воздухе. Я разломила теплый и мягкий хлеб руками. Питер наполнил кружки, одним махом выпил свою и вытер подергивающийся рот, не решаясь заговорить. И вот он больше не смог сдерживаться.
– Итак, Анна. Расскажи мне, в чем дело? – Он снова наполнил свою кружку. – Твой отец знает, что ты здесь?
С лестницы послышался скрип. Кто-то еще слушал рассказ Анны?
– Нет, кузен. Я не его голубка, чтобы он держал меня в клетке и следил, как бы не улетела.
– Значит, ты сбежала? – Он отпил из кружки и нахмурился. – Разве ты не знаешь, как сейчас опасно?
– Питер, я не ребенок. – Анна положила свой хлеб на стол. – Разве ты не был еще младше, чем я сейчас, когда «сбежал» к морю? Оставив свое дворянство, собственную клетку променяв на жизнь, полную опасности?
Анна улетела из своей клетки, о которой все мы знали, и теперь расправляла крылья.
Питер повернул кольцо на пальце – так, как мог бы повернуть ключ в замке, проверяя, подходит ли.
– А кто твоя голодная подруга? – Он снова отпил вина.
– Я Ивлин. – Я проглотила хлеб.
– Ивлин из?..
Он поднял кружку и пил, пока я размышляла над ответом, и лишь один ответ приходил мне на ум. Странно, что это было то самое имя, которое мать дала мне еще в детстве и от которого я так старалась избавиться. Однако другого у меня не было, к тому же оно подходило в качестве ответа.
– …Из рода Птиц.
Питер проглотил и медленно отер рот. В его глазах плескалось море.
– Я много чего слышал в разных странах. – Он улыбнулся и поднес свою кружку к нашим, и мне показалось, словно мы сидим в его лодке, качаясь на волнах. – Но ничего столь же красивого, как это имя.
Моим щекам стало жарко – я вдруг почувствовала гордость.
– Это имя дала мне моя мать, Питер Торговец.
Питер расхохотался и хлопнул себя по ноге.
– Питер Торговец! Похоже, ты тоже дала мне имя, юная Ивлин. Ха! Питер Торговец!
Пока я смотрела, как веселится Питер, лестница снова скрипнула, выдав того, кто нас подслушивал.
– Питер, Ивлин ищет кое-кого, и это очень срочное дело. Я хочу помочь ей. – Анна взглянула на меня. – Она думает, что эти люди будут на суде.
Питер перестал смеяться.
– Над ведьмами? Кого ты там ищешь?
– Высокого и его псов, – сказала я. – Тех, кто почему-то еще дышит.
– Псов? Он что, перекупщик, этот… Высокий?
В колеблющемся свете свечей он посмотрел на мои рыжие волосы, мои грубые руки. Я не была леди, как его кузина, которая сейчас тянулась к нему.
– Питер, Ивлин столько пережила, и…
– Я говорю о мужчинах, которых называю псами за то, что они сделали. – В горле покалывало – слова не желали быть произнесенными. – Они пришли к нам домой…
И наконец я вытащила их, из-под солдатских сапог, из-под ее нагого тела, которое все еще лежало в грязи.
– И убили мою мать.
Питер уставился на меня, кружка замерла у рта.
– Теперь скажи мне, Питер Торговец с клинком над дверью… – Свечи затрепетали, услышав мой шепот. – Ты бы стал помышлять о мести, если бы убили твою?
– Я бы не смог думать ни о чем другом. – Он выдержал мой взгляд. – Мне жаль, что и ты не можешь.
Слушающему на лестнице было тоже жаль? Я надеялась, что так. Я надеялась, что всему этому городу было жаль.
– Знаю ли я этих людей? – Он наполнил наши кружки, наполнил свою.
Вино оплетало мой язык.
– Ты мог бы помыслить суд над ведьмами без Высокого, без охотника на ведьм?
– Охотник на ведьм? Мэттью Джейкобс… – Вино Питера лилось как из открытой раны. – Клянусь всеми святыми!
– Папочка! Папочка! Папочка!
Вниз по лестнице сбежала маленькая девочка в ночной рубашке с золотистыми волосами и розовыми ото сна щечками.
– Тетя Анна! – И она запрыгнула к Анне на колени, обвила ее своими розовыми ручками. – Папочка! Тетя Анна приехала ночью!
Анна обняла ее.
