– Ты нарядишься тоже, тетя?
– Ну конечно, – засмеялась Анна.
– Мамочка, можно мы возьмем твои краски? Пожалуйста? – Фэй потянула Джессику за руку, и та нахмурилась.
– Мои краски? Для игр? – Она погрозила пальцем.
– Пожалуйста. – Фэй перевела взгляд с матери на меня. – Я хочу быть ведьмой. Как в представлении.
Джессика рассмеялась.
– Хорошо, ты их получишь, Фэй. – Она стала подниматься по лестнице.
Фэй велела мне сесть у стола. И, медленно, я сделала это, потому что мое желание порадовать ее было сильнее боли.
– Ты будешь старой ведьмой, – сказала она. – А я буду молодой.
Фэй принесла шаль Джессики, и мне на ум пришла мысль:
– В моей сумке есть еще одна шаль. Можно я надену ее?
Девочка достала из сумки шаль моей матери. Бусинки на ней постукивали, оказавшись на свободе.
– Она такая прелестная, Иви. – Фэй накинула шаль мне на плечи, и мать словно обняла меня. Только одной ведьмой я могу быть в этом ужасном представлении.
– Ты будешь сестрой Иви, приехавшей в гости, – сказала Фэй Анне, вручив ей другую шаль. – А теперь, – пропела она, когда Джессика широким жестом поставила перед ней коробку красок, – я раскрашу ваши лица!
Она открыла коробку, представив нашим взорам сокровища внутри – кружки белил, красной, золотой и синей краски.
Я смотрела на них, и у меня зародился план, который пророс во мне, раскрылся, как цветы под утренним солнцем. Я поняла, как мы можем заявиться на судебный процесс.
Мы пойдем туда в обличье тех, кого они так боятся.
Мы пойдем как ужаснейшие, злейшие ведьмы.
– Ты будешь хорошей ведьмой, ведь ты исцеляешь и помогаешь. – Фэй намазала щеки Анны белым и золотым.
И тут мне вспомнилось кое-что еще. То, что Дилл сказала на ферме Кроака.
Зола для примирения, Иви.
Я подошла к очагу, ощущая жар. Пока Фэй раскрашивала щеки Анны, я протянула руку к углям и почувствовала золу на пальцах.
Зола – для примирения, Иви, между жизнью и смертью.
Песня матери – о сотворении и исправлении.
Из пепла мы восстанем, в пепел обратимся.
– Да, мама, – прошептала я, пока Фэй рисовала красные круги вокруг глаз Анны – такой должна быть хорошая ведьма.
Из пепла мы восстанем. Я поднесла руки к лицу, и серая зола легла на мою кожу.
В пепел обратимся. И толстым слоем я покрыла брови, шею, губы.
В пепел мы все обратимся.
– Смотри! – Фэй показала на меня. Как на призрака, который ждал, пока его заметят.
Джессика ахнула.
– Иви – плохая ведьма! – Фэй, смеясь, кинулась мне в объятия. – Она коварна, как ворон, голодна, как охотник!
Я прижала к себе эту малышку, и мне хотелось, чтобы это была Дилл, хотелось верить, что я не обманула ее и не потеряла. Но это уже состоялось. Потому я могла лишь гнать жестокий стыд из своего злого, ревнивого сердца и низко кланяться этой доброй семье.
– И меня ждет суд, – прошипела я, чувствуя вкус золы на губах.
– О, ты настоящая ведьма, Иви! И ты тоже, тетя Анна. – Фэй захлопала в ладоши.
Мы были ее ведьмами, ведь это она сделала нас такими.
Звуки лютни и флейты послышались с улицы. Смерть ждала за дверью, каркая под звуки музыки. Пора.
– Анна, ты уверена?
– Уверена как никогда. – Она подошла ко мне и взяла за руку. – Ивлин из рода Птиц.
Ее рука была гладкой. Моя – грубой и израненной.
– Моя хорошая ведьма, – сказала я. – Моя милая Анна.
Я подняла щеколду.
– Нет, Иви, не сейчас! – Фэй остановила меня. – Не сейчас! Пожалуйста! Я хочу поиграть еще!
Питер Торговец поднялся с места и взял Фэй на руки. Она стала звать еще громче, тянуться ко мне, умолять, вырываться. А Джессика смотрела на них и плакала. Как плакала и ее дочь. И у меня в горле тоже жгло от подступивших слез, из-за их доброты ко мне, к чужачке, появившейся на их пороге той долгой ночью. Питер не побоялся патруля, укрыл меня. Джессика накормила меня, согрела. И Фэй. Она околдовала меня, самая мудрая ведьмочка из всех. Но они не были моей семьей. Эти люди показали мне, какой потерянной я была без своей семьи, от которой еще недавно так мечтала освободиться.
Я поднесла пальчики Фэй к своим губам.
– Фэй, послушай. Я должна найти мою младшую сестру. – Я смотрела в ее глаза – синие, словно перья сойки. Словно ясное зимнее небо. – Ты все правильно увидела тогда, с камнем. И теперь Дилл нужна моя помощь.
– Мне нравится ее имя, – шмыгнула Фэй, забыв плакать.
– Чудесно. Это имя ей дала я, когда она была совсем крохой.
Как напугана я тогда была. Что мать больше не будет меня любить.
– Мы увидимся снова, Иви?
Я коснулась ее груди, ощутила биение ее сердца.
– Увидимся, маленькое яблочко. А вот здесь я буду с тобой всегда.
– Ты знаешь магию, Иви! – Фэй посмотрела на меня в изумлении. – Ты видишь мое сердце!
Я в последний раз поцеловала ее пальчики. И мне вспомнилась песня, которую пела мать, когда укачивала Дилл.
Закрой глазки и ищи меня,
Беги в лес охотиться со мной,
Взлетай за птицами и пари со мной,
Ныряй глубже и плыви со мной,
Ну же, закрой глазки и найди меня.
Веки Фэй устало опустились.
– Прощай, – я погладила спящую девочку по щеке, – моя маленькая ведьмочка.
Питер протянул руку и откуда-то из-за двери достал деревянную трость.
– Вот, чтобы ты крепче держалась на ногах, – прошептал он над кудряшками дочери. – Два клинка дремлют внутри. Поверни вправо, чтобы пробудить мать, сильную и хладнокровную. – Он коснулся круглой рукоятки. – Поверни влево, чтобы выпустить дочь, быструю и смертоносную.
Оружие. Чтобы я крепче держалась на ногах.
– Спасибо, Питер Торговец, ты хороший человек. Я не много таких встречала.
Он тихо засмеялся и подмигнул на прощание.
Джессика прижала что-то к моей груди.
– Да пребудет с тобой Господь, Ивлин.
Крест на короткой нитке из черных бусин. На кресте обнаженный человек, распятый в муках.
– Я не…
– Это мой Бог, Иви. Не их. – Она вложила бусины мне в руку. – Моя магия. Тебе в помощь.
Я повернулась спиной к Питеру Торговцу, к Джессике, к Фэй, чувствуя их печаль, которая цеплялась к моей шали, как иссохшие цветы репейника. Потом открыла дверь, раздернув занавес этого дня.
