– А что сделала мама, Иви?
– Она опустилась на колени прямо в поле, и я тоже. Я встала на коленки в грязи и, не в силах сдержать восторг, показала на сову пальцем и закричала: «Королева! Королева! Королева!»
И когда мой смех разнесся по полю, королева поднялась в воздух и полетела прямо на меня, я видела ее крылья и глаза, всплеск белого над моей головой. Но я не испугалась, когда почувствовала, как ее перья коснулись моих щек, как дотронулись до меня ее когти. Я лишь повернулась, чтобы посмотреть ей вслед, и поняла, что она вырвала прядь моих рыжих волос, которая теперь пламенела в солнечных лучах. Я глядела, как сова поднимается ввысь, темный силуэт на фоне солнца, и вот, в последний раз крикнув «Иви!», она пронеслась над полем и исчезла.
– А что увидела мама, Иви?
Я прикоснулась к голове, нащупала шрам под волосами.
– Она осмотрела меня. Рана была неглубокой. И не болела. Хотя я помню, как у меня заколотилось сердце, когда я увидела кровь на ее пальцах.
– И что сказала мама?
– Она сказала…
Я снова поежилась. Стало холоднее, и лес ждал. Грачи кричали. Но их могла слышать только я.
– Мать сказала, что это было мое наречение. Ибо королева птиц пометила меня и в знак этого взяла прядь моих волос. Теперь я должна была стать одной из них, призывать их, понимать, о чем они говорят.
– Вот бы и у меня было наречение, Иви.
Весна спала у нее на руках. Грачи усмехались.
– Будет, Дилл. Будет, и скоро.
– Закончи историю, Иви. Расскажи, что мама сказала в самом конце.
Я увлекала ее за собой, к этим лесам, которые становились все выше, все темнее, все насмешливее.
– Она сказала: «Ты, моя маленькая птичка, мой единственный цыпленок, моя любимая зарянка, отныне и навсегда будешь Ивлин из рода Птиц».
Дилл зевнула, радуясь, что история окончена, словно собиралась нырнуть в свою кроватку. Грачи смеялись. Но только я знала почему.
– Что они говорят, Иви?
«Лгунья. Лгунья. Лгунья».
Я притянула ее ближе.
– Они говорят: «Добро пожаловать, сестренки. Сюда. Сюда».
И, продолжая лгать, я повела Дилл в лес.
7
Ночное небо было ясным в пригоршне убывающей луны. Воспоминания об этом месте вызывали рябь в моих мыслях, как камушки, брошенные в пруд.
В последний раз, когда я приходила сюда с матерью, Дилл была еще крохой, а мне было не больше шести лет. И все же я знала, что ковен близко. Ольха и тис стояли вокруг нас толпой высоких теней. И мы не слышали и не чуяли присутствия зверей. Ибо ведьмы любят охотиться.
– Зачем мы пришли сюда, Иви?
Весна заскулила у нее на плече.
– Разве я сказала тебе недостаточно, Дилли?
В темноте я споткнулась о сломанную ветку. Они услышат это сразу.
– Скажи снова, Иви Птичка…
– Не называй меня так! Зачем мы пришли – тебе известно так же хорошо, как и мне. Потому что таково было желание матери! Потому что нам нужна помощь! «Идите в ковен. Найдите мою сестру» – так она сказала. И мы должны делать то, чего она хотела, а не без конца спрашивать «почему»!
Дилл волочила ноги. Она устала. А я устала от нее.
Я ощутила боль в животе. Позаботься о Дилл. Словно мать ударила меня за то, чего я не произнесла вслух.
– Я слышу… – Дилл остановилась. – Пение.
Стоя среди теней деревьев – синих, черных и серых, – мы прислушивались. Сначала едва уловимо, потом отчетливее, пробираясь сквозь ветви, до нас донеслись звуки голосов. Мы были слишком далеко, чтобы разобрать, о чем поют. Конечно, пели в ковене. Ибо ведьмы любят петь.
– Пойдем, мы уже близко…
Но Дилл потянула меня назад.
– Дилли! Мы идем туда. Ты поклялась м…
– Нет, Иви, смотри!
Из-за деревьев показался силуэт.
Белые, словно перчатки, руки, волосы длинные, до талии, как покрывало из серебристых нитей.
Дилл спряталась за мной. Тишину нарушали только голоса, сплетающиеся в песню.
– Иви, что это?
– Ш-ш-ш…
Я не должна была бояться и все же чувствовала, что сердце колотится так сильно, что удары могли бы отдаваться эхом в лесу.
– Я… я…
– Ивлин из рода Птиц.
Ее голос прозвучал в темноте. Я не видела ее губ. Она была как саван, парящий над землей.
– Просто Ивлин.
Женщина смотрела на нас сверху вниз, как одно из деревьев в этом лесу, высокая, бледная и неподвижная. Худое лицо. Взгляд – как у ворона, острый и быстрый. И тогда я узнала ее. Это была моя тетя Грей.
– А ты, должно быть, малютка Дилл.
Грей наклонилась к ней. Весна заворчала.
– Просто Дилл. А вы кто, скажите на милость?
Я знала, что сестра сердится за «малютку».
Ведьма рассмеялась. Звук ее смеха был подобен шелесту сухих листьев.
– Ах, малютка Дилл, я рада встрече с тобой.
Она подошла ближе, и я ощутила запах лаванды, дерева, коры, дыма. Она простерла руки, словно ожившая белая береза, ее волосы качнулись вперед, словно желая прикоснуться к нам.
– Ты была совсем младенцем, когда я видела тебя в последний раз.
Еще один камушек упал в пруд моей памяти. Большой костер, мать, ведьмы, передающие Дилл из рук в руки. Дилл тянется к матери и плачет, когда ведьмы целуют ее. Меня клонит в сон. Мать и Грей говорят, сидя рядом. Грей смеется. Мать хмурится. А потом – ничего. Круги на воде исчезли.
Грей опустилась на колени:
– Я знаю, каково быть младшей сестрой. Я Грей. Твоя тетя.
Она протянула руку, чтобы погладить Дилл по щеке. Весна тявкнула.
Грей снова рассмеялась, и снова этот звук шелестящих листьев.
– Приветствую, маленькая собачка.
Она поднялась и перевела на меня взгляд – эти глаза были совсем как у матери и все же не ее.
– Ивлин – моя сестра придет?
Словно стрела вонзилась в мое сердце, прошив его насквозь.
На мгновение я лишилась дара речи, а Грей продолжала вглядываться в темноту. На мгновение мне показалось, что сейчас я услышу, как стучит палка матери по стволам деревьев, получу нагоняй за то, что мы с Дилл убежали вперед. На мгновение я поверила, что она подойдет, встанет с улыбкой между нами и поприветствует свою сестру.
