– Ах, горячая? А перчатки защиты для кого? Для идиотов?
Он промолчал. К станции жарки картофеля и впрямь прилагались термостойкие защитные перчатки. Но они были такими огромными, всегда скользкими от жира и в них было так неудобно работать, что практически все ими пренебрегали и опускали корзины для жарки в чаны с маслом голыми руками.
А менеджер все больше распалялся, получая истинное удовольствие оттого, что может сорвать на ком-то злость, – благо должность, пусть даже самую малость, но все же поднимавшая его над остальными, давала такую возможность:
– Тебя поставили жарить картошку! Проще занятия не найти, разве только класть на гриль мясо или поджаривать хлеб, но ты и с этим не справляешься! Идиот!
– Извините, – повторил он, по опыту зная, что чем меньше споришь, тем быстрее от тебя отстанут.
– Извините, – передразнил менеджер. – Вылавливай картошку, вон сколько мимо просыпал, – кивнул он на чан, где тонкие ломтики картошки беспрепятственно плавали по просторам кипящего озера масла, вместо того чтобы смирно лежать в металлической корзине. – Дорабатывай до перерыва, а потом переходи на гриль.
Он кивнул, взял огромную шумовку и принялся выуживать ломтики картофеля. Гриль так гриль.
Достав картошку, он отложил шумовку, прилежно надел огромную перчатку и привычным резким движением поднял корзину. Несколько раз хорошенько встряхнул, чтобы избавиться от излишков масла, и высыпал картофель в большой металлический чан. Пустая корзина отправилась на место. А дальше – все как обычно, по схеме: равномерно посолить картофель, перемешать пластиковым черпаком, наполнить порционные коробочки, поставить на панель, откуда их возьмут кассиры, собирая заказ. Опустить в масло две полные корзины с картофелем. Пока тот жарится, принести из холодильника пакеты с замороженной картошкой, вскрыть, высыпать содержимое, равномерно распределить по пустым корзинам…
– Три средних картошки, две маленьких! – раздался крик кассира, собирающего очередной заказ.
Бросить пакет с замороженной картошкой, срочно наполнить коробочки для заказа. Вернуться, поднять пакет, высыпать остатки по пустым корзинам. Собрать из плоских картонок коробки для будущих заказов. Достать пожаренную картошку. Встряхнуть, высыпать, посолить, наполнить коробочки, наполнить корзины, опустить в масло, достать, встряхнуть, высыпать, посолить, наполнить… Монотонная работа, на первый взгляд совсем не сложная, но на самом деле мучительная; уже через пару часов ты весь мокрый от жара, и мышцы правого плеча сводит от боли, а к концу смены ломит все тело, и ты ненавидишь весь мир. Кто считает, что работа в ресторане быстрого питания – это легко, просто никогда в нем не работал.
С экранов под потолком то и дело неслись короткие сигналы звонков – это поступали все новые и новые заказы из зала. От чанов с кипящим маслом поднимался нестерпимый жар. Шумела мощная вытяжка над грилем, поскрипывала цепь, крутящая решетку, на которой жарилось мясо. Мигали огни камер; они просматривали каждый уголок кухни, фиксировали каждое движение, ни спрятаться, ни скрыться, ни передохнуть даже минутку.
Время до положенного перерыва тянулось мучительно долго, но все же ожидание закончилось. С облегчением отойдя от чанов с маслом, он промокнул пот на лбу салфеткой, взял маленький пластиковый стаканчик – только из таких разрешалось пить работникам забегаловки – и прошел к аппарату с разливной газировкой. Тот располагался рядом с окном выдачи еды машинам, и нужно было миновать кассы. Здесь было блаженно прохладно, играла легкая музыка, и красиво светилось электронное табло с меню – все для того, чтобы порадовать клиентов. Как и любой другой работник, в глубине души он испытывал к жующим посетителям острую неприязнь. Разумеется, это было совершенно иррациональное чувство; клиенты всего лишь пришли поесть, они не виноваты в том, что он не сумел найти другую работу.
Хлопнула входная дверь, впуская новых посетителей. Он встал у аппарата с газировкой, поставил пластиковый стаканчик на решетку, нажал на кнопку. Зашипела и полилась апельсиновая газировка.
– Ба, какие люди! – раздался громкий насмешливый голос.
Он вздрогнул, а потом нехотя перевел взгляд на новых посетителей, подошедших к кассе. Так и есть: этот придурок Влад – и Ира. С ним.
Он знал, что раньше или позже он обязательно столкнется со своей бывшей девушкой и ее новым парнем, который увел ее у него. Причем увел, даже не особо стараясь; все сделали дорогая машина и пара роскошных букетов цветов.
Руки сами собой сжались в кулаки, накатило желание рвать, метать и крушить. Изнутри буквально распирала злость на собственное бессилие, на неспособность что-то изменить, злость на Влада и немного – на Иру. И главным образом злость на себя, но эту мысль он гнал; куда удобнее считать виноватыми других, чем хотя бы частично признавать свою вину.
А еще была злость на то, что в этот самый момент он испытал укол стыда за свою работу здесь, в этом дешевом ресторане быстрого питания, и за свой жалкий вид. Конечно, нет ничего постыдного в честной работе, но, глядя на красивую Иру и на холеного модного Влада, небрежно поигрывающего ключами от машины, он особенно остро ощущал, как жалок в своей пропахшей маслом форме, с раскрасневшимся от жара лицом, да еще и в этой дурацкой кепочке с козырьком – и какая непреодолимая пропасть лежит между ним и Владом. Конечно, он ее преодолеет! Он будет пахать как проклятый – и выберется! Он обязательно покорит вершину! Только вот осилить этот путь наверх вместе с Ирой, вдвоем, как ему мечталось когда-то, уже не получится.
Ира тоже его заметила и застыла. Потом отвела взгляд, и ему показалось, что он заметил мелькнувшее в нем чувство вины.
Он бы рад был возненавидеть свою бывшую. Он хотел бы ее возненавидеть! Но не мог судить ее слишком строго. И потому, что до сих пор любил, и потому, что понимал ее. Привыкшая, как и он, не жить, а выживать, разве Ира могла устоять, когда появился прекрасный принц, предложивший ей на блюдечке ту жизнь, о которой она мечтала, – причем предложил не когда-то потом, в будущем, а прямо здесь и сейчас? Ира наверняка верила, что для принца это серьезно и что она для него не краткосрочное развлечение, каковым оно наверняка и являлось на самом деле. Влад наиграется с новым трофеем – и бросит. Он не оценит, а скорее всего даже не увидит Ириной душевной красоты, а красота внешняя не удержит его внимание надолго.
Выплеснув газировку – пить расхотелось, он заторопился обратно на кухню; хотелось укрыться от позора и от насмешливого голоса Влада, который преследовал и жалил, словно удары хлыстом:
– А я и не знал, что твой бывший жарит гамбургеры в свободное от лекций время! Видимо, ни на что большее ума не хватает.
Изо всей силы ударив на ходу кулаком по пустым корзинам для картошки, которые стояли возле чана с кипящим маслом, он пронесся прямо к холодильной комнате, прислонился к ледяной двери холодильника и прикрыл глаза. Представил, как впечатывает кулак прямо в эту насмешливую улыбку. Представил так четко, что ощутил боль в костяшках.
