Она довольно быстро поняла, что это оказалось плохой идеей. Снаружи никого не было – не то чтобы Кристина так уж горела желанием с кем-то пообщаться, но все же! Все двигатели заглушены, из автобусов и трейлеров не доносилось никаких звуков, а как всегда пустую трассу – нет, дороги, по которым они ездят, совершенно точно не могут находиться в обычном мире! – со всех сторон обнял так часто преследующий их по утрам туман. И внезапно Кристину охватило пронзительное, острое ощущение, что вокруг действительно не осталось никого живого, что все циркачи исчезли, и остался только пустой городок на колесах; этакая «Мария Целеста» – корабль-призрак.
Разрастающуюся панику остановил запах горьковатого дыма. Кристина вдохнула его с наслаждением, словно аромат парфюма. Значит, Те здесь. А раз он тут, то и остальные тоже. И нечего давать волю своему разыгравшемуся воображению.
Вскоре Кристина увидела и самого Те; он разжег небольшой костер на обочине дороги и сидел возле него в знакомой позе на корточках. При виде девушки он поднял голову, внимательно на нее взглянул и ничего не сказал, просто кивнул. Но почему-то это оказало на Кристину поистине целительное воздействие; закрутившаяся внутри нее пружина разжалась, раздражение рассеялось, и на душе сразу стало легче. Нет, конечно, Кристина не воспарила на крыльях радости, ведь впереди их ждала одна лишь пугающая неопределенность, но все же ей однозначно стало лучше.
«Надо набраться сил перед тем, что нам предстоит сегодня ночью. Надо поспать. Очень надо», – сказала сама себе Кристина и порадовалась здравому прагматизму этой мысли. Рациональные мысли – лучшее средство от необъяснимой тоски, раздражения и паники.
Кристина возвращалась к трейлеру, когда услышала в тумане заунывное – до противной дрожи по позвоночнику, до зубовного скрежета! – пение Апи и снова невольно вздрогнула от слов некогда веселой детской песенки:
– Мы едем… едем… едем…
В далекие… края…
Невольные… соседи…
Заклятые… друзья…
Нам весело… живется…
Мы песенку… поем…
И в песенке… поется…
О том…
Как мы…
Умрем…
Глава 22
Как всегда, когда Фьор нервничал, он начинал неосознанно играть с огнем. Вызовет – погасит, вызовет – погасит. А когда он особенно сильно волновался, то разводил целый костер и развлекался тем, что то глушил его до едва тлеющих углей, то раздувал до высокого столба пламени.
Сейчас Фьору отчаянно хотелось даже не разжечь костер, а запалить целый пожар. Ему нужно было настоящее буйство стихии, чтобы погасить бурю в собственной душе, и он едва сдерживался, настолько сильным было желание метнуть куда-нибудь язычок пламени – навык, который он освоил совсем недавно, при первой встрече с гончими.
Койка Вита пустовала. Мануэль спал – или делал вид, что спит. Ковбоя не было; наверное, как всегда, пошел к Графине. Поговорить не с кем. Не то чтобы Фьор собирался грузить других своими проблемами и тем сумбуром, который царил у него в душе; он был бы рад разговору на любую тему, лишь бы отвлечься.
Язычка пламени в пальцах отчаянно не хватало. Бесшумно поднявшись, Фьор прошел в хвост автобуса и нашел в крохотной кухне довольно большую и глубокую металлическую миску, в которой они мариновали мясо на шашлыки, уселся прямо на пол, поставил ее перед собой и бросил туда язычок огня. Тот запрыгал и заплясал по металлическому дну. Медленно потянувшись к нему, Фьор превратил язычок в огненное кольцо, а затем взялся за края миски и начал катать его внутри. Полоски огня сходились и расходились, сплетались в узор и снова распадались, превращаясь в одно простое кольцо.
Да, эта игра с огнем помогала; Фьор чувствовал, как начинает спадать напряжение. И не пришлось устраивать пожар; завораживающие текучие линии огня, меняющиеся, словно узор в калейдоскопе, оказывали на него самое что ни на есть умиротворяющее воздействие. Этакий персональный огненный дзен, своя собственная пламенная медитация. А тревожащий вопрос о том, почему ему теперь нужен огонь, чтобы сбросить напряжение, он отодвинул на потом. Это ведь не то же самое, что резать себе вены для того, чтобы обрести временное облегчение, не так ли?
Фьор полностью погрузился в созерцание огня, ощущая блаженное опустошение, когда пламя вдруг изменилось. Словно дикий зверь, который только что лежал, лениво раскинувшись на солнышке, а через мгновение уже прижался к земле, весь – напряженная струна, готовый к атаке, так и кольцо огня вместо плавных перекатов и меняющихся узоров вдруг перешло на резкие движения и ломкие линии. Фьор попытался взять его под контроль – и не смог, пламя его совершенно не слушалось и никак не отзывалось.
«Я снова потерял огонь?» – испугался Фьор. Если так, то надо затушить пламя обычным образом, таким, какой используют все остальные люди. Но как только Фьор попытался подняться и дотянуться до бутылки с водой, он обнаружил, что не может сдвинуться с места. Да что там сдвинуться – он даже не может отвести взгляд! Пламя словно захватило его в плен и заключило в клетку, прутьями в которой стали те самые ломкие огненные линии.
В этот момент Фьор отчетливо понял, что он не потерял свой дар; просто в его игру вмешался кто-то несоизмеримо более сильный и мощный – и навязывает ему свои правила. А он… он ничего не может ему противопоставить, остается только сидеть и ждать.
Вынужденный неотрывно смотреть на огонь, Фьор очень скоро обнаружил, что тот заполнил собой весь мир, и вскоре вокруг не осталось ничего, кроме обжигающего и трепещущего света пламени. А затем в глубине начало что-то формироваться.
Не имея возможности ни сопротивляться, ни бежать, Фьор приложил титаническое усилие для того, чтобы расслабиться. Если уж наступает нечто неизбежное, не стоит понапрасну себя изматывать, лучше сохранить силы до того момента, когда появится реальный шанс что-то сделать.
Нечто так и не превратилось ни в чудовище, ни в фигуру, ни тем более в лицо; оно стало чем-то вроде смутных очертаний, которые при определенном напряжении воображения могли напомнить то ли раскинувшую крылья летучую мышь, то ли растопырившего лапы паука.
– Она совсем рядом, – донесся до Фьора шелестящий, искажаемый помехами от потрескивающих искр голос. – Ты должен ее остановить, пока не поздно.
Все попытки не напрягаться тут же потерпели безоговорочное фиаско; Фьор мгновенно узнал и этот голос, и слова. Он уже слышал их – в шаре у Графини. Кто это говорит? Про кого? Почему ему?
Что ж, возможно, сейчас он получит хотя бы часть ответов.
Снова заставив себя расслабить напряженные мышцы и разжать кулаки, Фьор глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
– Ты знаешь, что надо делать. Ты уже сделал это однажды, только слишком поздно. Но сейчас еще не поздно, – почти слово в слово повторял голос.
