Фьор молчал, ожидая продолжения и боясь прервать то, что сейчас происходило. Но голос замолчал. Однако странный силуэт не исчезал, он словно ждал чего-то.
– Кого я должен остановить? – наконец спросил Фьор.
Силуэт заколыхался, пламя взметнулось, и в огненных языках показалась уже до боли знакомая ему картина костра, в котором горела девушка с пепельно-белыми волосами и ярко-красными губами. Та самая, чья смерть заставляла разбиваться на мелкие кусочки мужчину из видений, с которым он чувствовал такое странное сродство.
Крис.
– Почему я?
– Потому что ты делал это уже однажды, – повторил голос.
– Делал? – переспросил Фьор, и у него почти сам собой вырвался вопрос: – А вы точно ни с кем меня не путаете?
– Ты должен помнить, – настойчиво, словно внушая, ответил голос и чуть перефразировал: – Ты должен вспомнить.
«Как?» – подумал Фьор. Как он мог вспомнить то, чего никогда не знал?
Пламя вокруг вдруг изменило цвет, стало голубовато-зеленым, и Фьор словно оказался внутри северного сияния. И каким-то образом оно словно разомкнуло запоры памяти – не его памяти, в этом Фьор был твердо уверен, но чьей-то еще, часть которой почему-то хранилась у него. И вот уже он снова стоял на высоком берегу озера, накрытого штормом, у самого обрыва возвышался обгорелый остов, в котором еще узнавалась церковь, а он…
Фьор шумно втянул воздух. Тот, кем он был там, на берегу озера, складывал костер вокруг столба с привязанной к нему девушкой с пепельно-белыми волосами. Только в отличие от снов и видений, где он смотрел на происходящее со стороны, на этот раз Фьор слился с тем. Слышал его мысли. Например, он знал, почему укладывал вниз сырой хворост, а бревна ставил высоко, – так огонь вспыхнет не сразу, а будет разгораться медленно, снизу вверх, и казнь продлится дольше… Фьора передернуло от этого чудовищного профессионализма, и он был бы рад прервать поток чужих мыслей и ощущений и выбраться из шкуры палача, но не мог. Как огонь захватил его в плен, так и это видение крепко в него вцепилось и не отпускало до тех пор, пока он не увидел, как рука – которая ощущалась его собственной! – поднесла к костру факел. Пока не заметил на запястье край свободного рукава балахона, который тут же напомнил ему о монашеской рясе.
Огромным усилием то ли мысли, то ли воли Фьор прервал видение и снова оказался в огне. И выдохнул; огонь был лучше того, что он видел секунду назад.
– И что? По-вашему, я должен сжечь Крис? Но с чего это? – воскликнул Фьор, настолько возмущенный увиденным, что странность происходящего словно отступила для него на второй план. – И потом, я-то тут при чем? Да и Крис тоже…
– Она – зло, – многозначительно ответил голос.
– Спасибо. Предельно исчерпывающе и убедительно, – фыркнул Фьор. Удивление и шок оказались настолько сильными, что он чувствовал: стоит чуть поднапрячься – и он сможет разорвать эту огненную клетку. Но прямо сейчас ему не хотелось спешить; сначала надо выяснить, что происходит.
– Она – зло. Ты – служитель добра, а значит, должен уничтожать зло. Должен уничтожить ее.
– Да что вы говорите! – воскликнул Фьор, все больше освобождаясь от захвативших его пут. – Надо же! Двадцать лет прожить – и не знать, что я, оказывается, какой-то скрытый супергерой!
– Ты не супергерой. Ты – нечто иное. Такие, как ты, вообще не попадают в цирк, – продолжил шелестящий голос, и что-то в нем выдало тревогу его обладателя, он словно почувствовал, как теряет контроль над Фьором. – А когда они там оказываются, это означает только одно: зло снова рядом. Значит, пора выполнить свою миссию.
– А можно поконкретнее? – спросил Фьор, окончательно освобождаясь от оплетших его уз и снова чувствуя, что если и не контролирует происходящее, то по крайней мере опять принадлежит сам себе.
– Если ты ее не остановишь, в мир прорвется зло, которого он еще не знал, – зловеще прошептал голос.
– Слушайте, если это – ваша идея «конкретного», то, пожалуй, давайте заканчивать спиритический сеанс, – раздраженно заявил Фьор. – Он и без того уже неприлично затянулся.
В следующий момент фаерщик понял, что мир вокруг снова обрел очертания и краски. Огонь в миске послушно потух, как только Фьор к нему прикоснулся. Все снова встало на свои привычные места – привычные для цирка, в котором обитают лишние люди, выкинутые из своих жизней двойниками-фамильярами. Всё, кроме одного: как ему теперь быть с Крис? И кто же она, черт возьми, такая?
А он? Кто он сам?
* * *
Город показался на горизонте к закату, достаточно раннему для того, чтобы позади, там, откуда наступала ночь, еще не завыли гончие, но достаточно позднему для того, чтобы солнце уже налилось алым и задевало нижним краем крыши домов.
Автокараван остановился, когда впереди показалась инсталляция из крупных букв; видимо, некогда они были белыми или по крайней мере однотонными, но с тех пор подверглись набегу граффити-вандалов и атаке времени, погоды и безденежья, и сейчас некоторые буквы покосились, пара и вовсе повалилась, и все они были разрисованы яркими геометрическими узорами и надписями, на часть из которых так и просилась большая красная наклейка с надписью «цензура». Из-за этого собственно название городка Кристина смогла прочитать далеко не сразу, а когда ей это удалось, то она преисполнилась невольным сочувствием, ощутив сродство душ с незнакомыми ей местными жителями. Она, коренная уроженка города Верходновска, легко могла себе вообразить, что собой представляет жизнь в городе под названием Забронье.
Циркачи высыпали из своих трейлеров и автобусов и все как один повернулись к крышам домов вдалеке, за которые садилось солнце. Закат горел всеми оттенками алого и оранжевого, разливаясь на полнеба, но там, где остановился автокараван, уже царили вечерние сумерки. Подсвеченный с одного бока, цирковой городок на колесах ярким разноцветным пятном выделялся в полумгле.
Осенняя вечерняя прохлада давала о себе знать; Кристина зябко поежилась. Впрочем, температура воздуха могла не иметь к этому никакого отношения, и во всем были виноваты нервы. Что их ждет за невидимой чертой?
Циркачи незаметно собирались все кучнее и кучнее, пока не образовали толпу перед белым директорским трейлером. Половина лица Сола печально смотрела на них одним глазом.
Стоя среди остальных, Кристина ощущала, как сердце все сильнее и сильнее билось в груди, а ладони заледенели. Нет ничего хуже страха перед неопределенностью. Бояться чего-то конкретного проще; по крайней мере ты знаешь, с чем имеешь дело. А когда перед тобой неизвестность, твое воображение населит ее такими ужасами, перед которыми померкнет любая реальность.
В этот момент отчаянно хотелось поддержки. Кристина украдкой оглянулась. Риона стояла неподалеку, но чуть позади нее возвышался Вит, и по напряженному выражению лица подруги, по скрещенным на груди рукам она поняла, что между ними сейчас идет своя собственная безмолвная борьба. А Мануэля и вовсе нигде нет. Куда он подевался? Все здесь!
